Даже жалко, наорали на такого молодечика.
Платон Игоревич возвращается минут через десять, заплаканным не выглядит. Напротив, веселый и улыбчивый.
Подозрительно. Моя очередь напрягаться.
Он подходит к двери, которая прежде всегда была заперта. За ним плетется, судя по всему, завхоз.
Смолин достает ключ, открывает дверь и говорит вполголоса:
– Вот эту комнату нужно будет освободить и привести в порядок.
В этот момент я осознаю, что не дышала все это время.
Завхоз уходит, а Смолин возвращается к столу. Думаю, что займет свое кресло, но он этого не делает. Стоит над душой. Я поправляю воротник, становится душно.
– Собирайтесь. Съездим посмотрим цех. – Голос настолько прохладный, что понимаю: надо бы отказаться.
Стоит дать мужику время остыть. Хотя бы до послезавтра.
– Сейчас не могу, – говорю я храбро. – Собираюсь пообедать.
– Пообедаете по дороге. Я жду на улице. – Смолин разворачивается и идет к выходу.
– Мы точно за кувалдой, – бубню, словно сокрушаясь, подскакиваю и хватаю сумку.
По кабинету вновь проносятся смешки, и из здания я выхожу с улыбкой. Кажется, какие-то подвижки намечаются, несмотря на конфликт.
Улыбка, впрочем, тает, едва я вижу перед собой сомнительную, едва живую японку. Двухдверную! Максим выпорет, если я в такую сяду. Строгий старший брат уже брал с меня клятву, что я близко не подойду к мотоциклу. Про «Ниссан» он не заикался, но… Под очень большим вопросом, есть ли здесь подушки безопасности.
Я сглатываю и интересуюсь:
– А вы докрутили подвеску?
Демонстративно проигнорировав вопрос, Платон Игоревич подходит к машине первым и открывает пассажирскую дверь.
Огось. Это что у нас за трансформация в джентльмена?
В тот момент, когда я уже начинаю переживать, не пригрозили ли ему зверской физической расправой, – мало ли какие нравы на этой отвоеванной казаками земле, – Смолин подхватывает пачку документов и тащит к багажнику. Бросает через плечо:
– Падайте.
А. Ну слава богу, просто освобождал место. Подхожу нерешительно.
– Да доедем, – отмахивается он, – не тряситесь.
– Я пытаюсь!
Выражение его лица нужно видеть. Смолин, наверное, напоминает себе, что женщин бить нельзя или что-то в этом роде. Закатывает глаза и качает головой.
Солнышко сегодня яркое, греет совсем по-весеннему. Надеваю солнечные очки, оглядываюсь и понимаю, что мне здесь нравится. В этом городе. Воображаю, что не пройдет и двух месяцев, как клумбы и деревья позеленеют. Будет красиво. Если я доживу, конечно.