Пока эта троица застыла, я воспользовалась ситуацией и вышла из палаты. Показалось, что в спину мне доносятся молчаливые проклятия, которые я ощущала нутром. Но, в сущности, плевать я на это хотела.
Сейчас главное – сосредоточиться на своём здоровье и выстоять, когда у нас с мужем и дочерью случится самый важный разговор в жизни…
***
Эмме я позвонила сразу, как только покинула больницу. Подруга всё то время, что я рассказывала про свою жуткую ситуацию, просто молчала. И по этой тишине, что разливалась по ту сторону телефонной связи, я поняла в очередной раз, какой же кошмар со мной случился.
Хотелось поверить в то, что мне просто привиделась вся эта история. Может, я вошла в двери клиники, надышалась каких-нибудь паров хлорки, и меня просто унесло в самый жуткий сон наяву?
– Юльчик, это всё звучит как нечто сюрреалистичное… – наконец, произнесла Эмма. – Мне приехать? Или как?
Я мотнула головой, хотя подруга видеть этот жест не могла. Села в такси и ответила:
– Не нужно, я справлюсь. Надеюсь, Журавлёв сейчас обустроит свою драгоценную Тосю и приедет со мной говорить.
Несмотря на то, что понимала: мы просто обязаны сесть и побеседовать с Эдиком, мысли о предстоящем разговоре меня просто вымораживали. А отдельной вишенкой на торте было объяснение с Машкой, которое тоже не заставит себя ждать.
– Ты позвони мне сразу… я понимаю, что у тебя есть ещё подруги, но я переживаю за твою беременность.
Голос Эммы хоть и звучал спокойно, я слышала тревожность, которая в нём сквозила. Нужно взять себя в руки ради моего малыша. С каждым мгновением его наличие всё больше казалось спасительным.
– Я позвоню тебе сразу, Эмм… Пока о случившемся знаем только я и ты…
Мы с подругой завершили разговор, и я опять стала впадать в то состояние, которое пришло следом за нервным срывом, пусть и латентным, что я испытала при виде Тоси и Эдика. Оно было схоже с видом пустыни, которая остаётся на месте откатившей волны, которая уносит с берега всё, чтобы по прошествии времени обрушить на него снова всю свою мощь.
До квартиры добралась в полнейшей апатии, поднялась наверх, а когда увидела привычную картину нашего семейного быта, меня стало выкручивать наизнанку. Вещи Журавлёва, на которые взгляд натыкался раз за разом, говорили о том, что я и впрямь скорее поверю в то, что история в клинике мне привиделась, чем в предательство Эдика.