То же самое можно сказать и о «еврейской контрибуции» 1938 года, сумме 1 млрд рейхсмарок, которую в порыве антисемитской ярости установил Геринг. Именно рейхсминистерство финансов придало ей облик разового имущественного сбора в размере 20 % от активов и растянуло платеж на четыре взноса в течение года. В итоге было собрано значительно больше денег, чем требовал Геринг.
Именно в результате такой ювелирной работы по исправлению законов антисемитские спецмероприятия смогли набрать необходимую эффективность, являясь в ретроспективе предварительными этапами перед убийствами европейских евреев. Счетная палата Германского рейха контролировала экспроприацию собственности белградских евреев и управление двумя депортационными лагерями голландских евреев во время Второй мировой войны[22], а также – по поручению министра финансов – (недостаточную) эффективность администрации гетто в Лодзь-Литцманштадте. В Варшаве управление по делам экономики уполномочило Наблюдательный совет рейха по надзору за экономической эффективностью (ныне Наблюдательный совет по рационализации германской экономики) провести расчет экономической эффективности гетто. Его итоги, изложенные в пространных отчетах о результатах ревизии, свидетельствовали о совершенной нерентабельности «еврейских районов»[23], напоминающих тюрьму.
Таким образом, экспрессионистские, оказывающие глубокое воздействие на массы, нередко импровизированные действия национал-социалистического движения нашли поддержку в среде опытной бюрократии. Несмотря на всю готовность служить делу нации, чиновники не отказались ни от одного из своих прежних инструментов управления и контроля. Счетная палата и гражданские суды продолжали свою работу; координирование, право на визирование и заслушивание, многоуровневая административная структура – все это продолжало работать с поразительной эффективностью. Гауляйтеры, мечтавшие об отсутствии бюрократии и близости государственных структур к народу, превратились в финансовых чиновников, настаивавших на точном исполнении бюджета. Это создавало раздражающую обстановку, постоянные трения, споры, но прежде всего это было умелое балансирование между головокружительными политическими или прямыми военными комбинациями. Поликратическая организационная структура национал-социалистического государства не привела к хаосу, как это часто сейчас утверждается. Совсем наоборот. Постоянная возможность иметь дело с конфликтующими интересами и всегда находиться в поисках наилучшего пути объясняет всегда неустойчивую силу режима: таким образом можно было разработать (более радикальные) альтернативы, избежать управленческих неудач и достичь высокой степени осуществимости принимаемых (часто по идеологическим причинам) мер. Таким образом, возникла убийственная смесь политического волюнтаризма и функциональной рациональности.