Два капрала взялись огораживать периметр красно-белой лентой. Павловски крикнул коллегам:
– По машинам, встретимся в конторе!
Эмма отвела зачарованный взгляд от Инес Зиглер и повернулась к Максиму:
– Захватишь меня, красавчик?
Он кивнул, сделал несколько шагов в направлении парковки, остановился и спросил у Алмейды:
– Ты на колесах, Тома?
– Он приехал со мной! – ответил Борис, опередив коллегу.
Эмма с Максимом, оставив их разбираться с журналистами, тронулись с места, но она успела заметить, что Борис стоит рядом с Инес – они были почти одного роста – и они что-то обсуждают.
– Ты знаком с этой дамочкой? – с широкой ухмылкой спросила Эмма.
– Из Smartmedia? Само собой. Телевизора у меня нет, но живу я не в пещере.
– Я бы с ней приятно провела время! – хихикнула Эмма, прикусив губу.
– Не ты одна.
Эмма вздернула брови, и ее маленькие глаза заискрились смехом.
– Правда? Ты тоже?
– Да нет, она не в моем вкусе, если честно… – Он покачал головой.
– Прекрати! – Эмма шлепнула коллегу по плечу.
– Эй, я, между прочим, машину веду.
– Она великолепна, Максим! И спрячь в карман свою любимую ледяную маску.
Он усмехнулся, и у него вдруг перехватило горло. Близость, чувство локтя и понимание, объединявшие их с Эммой все эти годы, должны были бы присутствовать в отношениях с сестрой. Осталось ли в его сердце место для Элоди после пережитых в детстве ужасов? После того, как их судьбы были сбиты на взлете безумием, мракобесной верой, архаическими ритуалами и ханжеским образом жизни?
– Она безупречна по канонам современной красоты, – сказал Максим, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. – Но что скрывает этот холодный взгляд? Такое ощущение, что за сенсацию она и мать родную продаст.
– На сей счет можешь не волноваться: у нее вроде бы не осталось родственников, которых можно выставить на торги!
* * *
Застенчивое солнце ласкало горные кряжи, дул теплый ветер, когда Максим въехал на территорию казармы жандармерии Анси. Обширная асфальтированная зона была застроена разновысотными зданиями, похожими на вырвавшиеся из-под земной коры гранитные утесы.
Эмма вышла из машины, потянулась и с подвывом зевнула: ночь была тяжелая, она совсем выдохлась, но косу переплела моментально – ей приходилось делать это раз по десять в день. Максим вдруг подумал, что это бессознательное движение чем-то сродни тику. Они поднялись по ступенькам, прошли через тяжелую металлическую дверь в полутемный, аскетичный холл и повернули направо, к главному нервному узлу бригады – просторной зоне открытой планировки со множеством столов и металлических шкафов, где хранились папки с делами из прошлого века. Каждый сел на свое рабочее место, как хорошо вымуштрованный солдат или собака Павлова.