– Я бы ни за что… я бы отдал тебе свою.
Ее брови вопросительно изогнулись, и Макс пожалел, что не провалился в люк. Вряд ли он мог бы создать более неловкую ситуацию, сказав всего пару слов. Даже если бы просидел над этой задачей больше десяти лет.
– Дядя, дядя, а тя как зовут? – постучала его по плечу девочка, о которой он совсем забыл. Не дожидаясь его ответа, она выпалила: – А меня Тина зовут. Клементина. Ты не забудешь написать мое имя и пивязать к какольчику, да? Мама говаит, что нужно обязатина посить у богов всиво хо-ошева для таво, кто помогаить.
Макс потер ладонью ушибленный затылок.
– Клементина, да? Я обязательно помолюсь за твое здоровье в храме. Спасибо тебе.
В больших голубых глазах девочки плескалось недоверие. Кажется, Макс слишком быстро согласился, и у нее появились сомнения.
– Я не баею, дядя, – укоризненно сказала она. – Ты напиши лучи, чобы папа нас с мамой юбил, и чобы у меня младший батик появилси. Тебе сказать, как папу и маму зовут, или маитва и так саботаит?
Макс посмотрел поверх светлой макушки на Атку умоляющим взглядом. Ему хотелось сказать, что он далеко не всегда пребывает в дурацком положении, а только когда оказывается рядом с ней. Пусть не делает скоропалительных выводов.
– Сработает, – тихо сказала Атка, наклонившись к девочке. – Я тоже буду просить богов, чтобы твое желание сбылось, Тина.
Она протянула ей мизинец, чтобы закрепить обещание. Хмурая задумчивость исчезла с лица девочки как не бывало. Она сразу поверила, заулыбалась и зацепила пальчиком мизинец Атки.
– Ну пока тада, – деловито сказала Тина, когда все формальности были улажены. Одернула платье, поправила перекрученный шнурок калейдоскопа и зашагала по своим невероятно важным девочковым делам в сторону детской площадки, с которой далеко по кварталу разносился веселый детский гомон и крики: «Ты ляпа!».
Макс и Атка проводили ее взглядами, она – задумчивым, а он – озадаченным. А потом они посмотрели друг на друга, и Макс, не выдержав, рассмеялся:
– Ну вот, спасла меня, а теперь хочешь не хочешь, а в храм надо идти!.. Там нам руки лентой и обернут.
Атка так на него посмотрела, что Макс подавился смешком. И закашлялся, чувствуя, как лицо заливает краска.
– Если… если ты не против, – выдавил он, глядя на свою камеру. Достал из кармашка и закрепил на объективе крышку. Убрал аппарат в чехол. Сердито дернул молнию. Вроде и не сказал ничего такого, что нельзя было бы обернуть в шутку, но все равно злился на свой болтливый язык. Девушки разве в таких влюбляются, кто сразу зовет в храм белой лентой руки обернуть? Нет, девушки влюбляются в тех, кому мысль про храм приходит в голову в последнюю очередь.