Поговорить было не с кем. Я знал, что путь предстоит неблизкий и это еще больше удручало меня. Было скучно. В купе напротив меня лежал старый-престарый дедуля, а на верхней полке разместилась девушка, довольно-таки хорошенькая, наверное, его внучка, а может даже и правнучка. Хотелось бы с ней заговорить, но я не знал с чего начать и потому молчал, боясь попасть в неловкое положение.
Вдруг первым разговор начал старик:
– Вот я не понимаю вас, молодежь. Чем вы живете? Нет у вас идеалов, нет у вас любви. Не умеете вы любить. Что это за любовь такая: погулял, поспал и все. Вот в мое время было совсем по-другому – умели любить. А во времена отца, думаю, еще более.
– А сколько Вам лет? – спросил я.
– Дедушке уже 96 стукнуло. Он у нас долгожитель, – сверху ответила за него девушка.
– Да – а, я прожил долгую и трудную жизнь, – продолжал старик. – Видел и нужду, был и в лагерях …сталинских. Ладно, хоть еще не расстреляли. Я ведь происхожу из дворян. Получается, что я сейчас должен быть князем, а революция сделала князьями других. Разве не так? Все так. И позабыли ведь, что декабристы тоже были из дворян. А к чему я веду весь этот разговор?.. А-а… хотел вам рассказать о настоящей любви. Мать то я не помню, я был у них с отцом поздним и первым ребенком, и она умерла сразу после моего рождения. Царство ей небесное. А вот отец стоит передо мной, как живой. Он мне много всякого рассказывал. Помнится, рассказал он историю, которая задела меня до глубины души. Вот ее и хочу вам рассказать. Если, конечно, еще не спите и желаете слушать.
Стук колес клонил ко сну, и мы сразу охотно согласились.
Старик начал.
– Так вот…Стоп! Я расскажу вам ее не от себя, а от имени моего отца, чтобы вам было проще разбираться и понять. Итак….
I
Похороны прошли тихо. Но народу было очень и очень много. Все те, кто его любил, и кто его уважал. Был там и я. И видел, как многие плакали, особенно женщины. Слышал, как говорили о нем много хорошего и жалели, что ушел из жизни такой замечательный человек. Мужики качали головами и повторяли: «Да-да, вот бывает и так. Жалко, очень жалко…» Эко его бог наказал то, – торопливо крестился местный дьякон. – А за что?– раздалось из толпы. Не ответив, священник поспешно удалился.
Я тоже подошел к гробу. Покойник был весь забинтован, даже лица не было видно. Так он был неузнаваемо разбит. Я знал его, и как мне казалось, хорошо. На глаза мои навернулись слезы, и я в туманной пелене поцеловал его туда, где должны находиться губы и отошел. Здесь были и те, кто принадлежал к высшему свету и купцы, лавочники и даже простой люд. Так бывает редко, чтобы можно было увидеть все слои общества, всех вместе разом. Да, это были похороны человека, который пользовался уважением везде и почти у всех.