– Сегодня.
– А как же любовь до гроба и ёбля до геморроя?
– Геморрой только с ним. А любовь прошла.
– Ну и хуй с ним! Сотню других найдёшь: мало ли, Клюевых, Мариенгофов да Блоков? – молвит Вронская похуистично. – Может, это и к лучшему. Поебёмся в тесной компании, со своими.
– К каким подъезжать?
– Чем раньше, тем лучше. Если раньше меня приедешь, ключ помнишь где?
– Под умывальником.
– Агась. Давай, до встречи.
*
Лев Братиславов снимает хомут с эрегированного члена – он только что закончил тренировку. Начинает играть мелодия входящего звонка на его кнопочном «Нокиа». Сморит на экранчик: Адка Вронская.
– Слушаю, Ад.
– Внимательно, Рай? – задорно раздаётся на том конце провода. – Или ты Адом представляешься? Прям перед глазами стоит: Том Эллис такой сидит в кабинете в преисподней, перед ним красный дисковый советский телефон. Телефон звонит, Люц снимает трубку: «Слушаю, Ад».
– Ни хуя не понял, что ты сейчас сказала, но ладно, – говорит Братиславов с лёгким раздражением. – Я только покачался, сейчас в душ, бреюсь, пью кофе и выезжаю. Ты же по этому поводу звонишь?
– Агась. Я что подумала: мы с языкатым ща в «Ашан» за синькой едем, мож ты с нами? Поможешь ящики таскать?
– Грузовик вместительный, я надеюсь?
– Фура. Я серьезно, Лев Николаич. Потом вместе в Купавну поедем. Скидывай адрес.
– Смску долго дрочить, запиши.
– Бля, у тебя ж кнопочный! Забыла. Давай я тебе смартфон подарю? И пользоваться научу.
– 46 лет без смартфона жил и ещё столько же проживу, – с достоинством отвечает Братиславов.
– Да ты оптимист! – хихикает Вронская. – Но ты и без кнопочного лет двадцать жил, однако сейчас пользуешься.
– Отъебись, – опровергает Братиславов.
– Отъеблась, – отъёбывается Вронская. – Диктуй адрес.
*
Голый Пореев включает комп, и пока тот загружается, идёт на кухню. Там сидит его бухая мать, тоже голая, пьёт пиво из литровой кружки и курит тонкую сигарету. Её обвисшие сиськи висят кроличьими ушами.
– Мать, семь утра, а ты синяя уже! – констатирует он и включает электрический чайник.
– Не уже, а ещё. Я не ложилась, – Далила Пореева отпивает знатный глоток пива. Голос её ужасен, как последние фильмы Микитки Мишалкова: низкий, сипатый, пропитой, прокуренный, противный.
Пореев кладёт в чашку две ложки сахару и ложку растворимого кофе.
– Сидит, дрочит целыми днями, – выдаёт бухая мать вдруг, глядя на вольно болтающиеся сыновьи причиндалы.