Когда она вошла в шалаш, он нажал на «стоп», перемотал плёнку на начало и стал внимательно вглядываться в экран. Так и есть, только она вошла внутрь, как глаза её загорелись желанием. Они все такие. Могут часами говорить о прекрасном, вздыхать, возводить глаза к небу, говоря о религии или правах женщин. Но стоит их подмять под себя, как всё лишнее исчезает. Они сбрасывают с себя цивилизованную чепуху и внимают только своей похоти. Теперь им главное, чтоб их терзали до того мгновения, когда они выгибаются дугой и издают торжествующий животный возглас. Потом они становятся половой тряпкой, из которой смело можно выжимать все соки. За минутное удовольствие они готовы тягаться с тяжёлым животом, рожать и сносить любые удары судьбы.
Он скривился, когда увидел на экране, как её перекосило. Его как будто обожгло и затянуло в жаркую страсть от охватившего её желания. Член упруго сжался и выскочил наружу. Он не стал его удерживать, пусть привыкает к новому необузданному телу. Сегодня он ещё взаперти, но скоро побалуется, пока ему не надоест.
Когда она забилась в мелкой дрожи и кинулась из шалаша, его чуть не вытошнило. Слишком она была откровенна. Струя с шумом выбилась к потолку. Он облегчённо вытянулся на кровати. Член опал и он успокоился. Злость немного прошла. Давно женщина не ползала по его кровати, вот он и отвык, и злится. Чисто мужская гигиена. Надо не забывать про себя. Женщина нужна в такие моменты, чтоб освободиться от себя.
Он расслабился и начал профессионально рассматривать её тело. Он наблюдал, как она дотрагивалась до себя, как жмурила глаза и запоминал, чего она хочет и как лучше всего её брать. Всё-таки в воде. Слишком она похотлива, чтобы приручать её на суше. В воде можно ускользнуть, когда надоест. Да и её нечистоты не коснуться его. Всё сразу смоется. Будто нет в мире никакой грязи.
Утро выдалось волшебным. Солнце коснулось её лица, когда она ещё находилась в кровати. Она подбежала к окну и распахнула его. Потом скинула с себя ночную рубашку и подставила грудь под солнечные лучи. Она любила такое солнце, когда оно ласкает, но не обжигает.
Жаль, что ей всё-таки не встретился принц. София часто приходила к ней в синяках и сладостно потягивалась. «Нет ничего слаще, чем когда ты становишься предметом вожделения», – поучала она. София могла долго и терпеливо водить какого-нибудь простофилю за нос, пока он не набрасывался на неё с кулаками. Так было с одним юным мальчиком, который приходил к Саре и рыдал в её гостиной. В конце концов он искусал Софии всю грудь и попал в психушку. Саре он нравился. У него были томные глаза, когда он читал ей свои стихи, и он отставлял ногу, как великий поэт. Сара не любила поэзию, а то что он читал, казалось ей каким-то сентиментальным и глупым. Самым длинным была его поэма про мышку и кошку, которые почему-то полюбили друг друга. Когда кошка в порыве страсти проглотила мышку, она слегла и больше не встала. После её смерти мышка выползла из живота любимой, целая и невредимая и лила слёзы до тех пор, пока не очутилась в другом желудке. Мораль этой поэмы Сара не запомнила, потому что в этот момент так зевнула, что потянула мышцу на лице. Пока она бегала за льдом, произведение закончилось и пришла София. Мальчик сразу забыл про своё бессмертное творение и бросился к Софии, целовать руку. Через несколько дней он пропал, а София оказалась под капельницей. Когда она вернулась, она даже посвежела. Шрамы на груди быстро зажили, а поэтическое наследие было безжалостно отправлено на свалку. Единственное, что Саре удалось сохранить, это маленький клочок бумаги. На нём было написано: «Твоя грудь горит яркими бутонами страсти, я найду по дороге бульдозер и срежу себе на память эти цветы, пока они не отцвели. Ты можешь петь, плакать и молиться, но моя любовь будет только моей.» Сара перечитывала последнюю строчку и плакала. Это же надо так любить, чтобы сойти с ума. София только фыркала. Сара может любить только ревнивых идиотов. Этот юнец посмел ворваться в её кровать, когда она кувыркалась в ней с очередным любовником. Бедняга даже сразу не сообразил, что какой-то сумасшедший пытается откусить роскошную грудь у его любимой. Но, слава богу, всё позади.