По поводу этих образов с револьвером был у Фарафонтия вопрос, а кто же эта сущность, которая заряжает револьвер, подносит его к виску, бросает пустые бутылки в стену? Разве это Фарафонтий? Нет, не думаю. Фарафонтий не был таким. Что за сущность? Эта же сущность и разговаривала с Фарафонтием. Упрекала, если считала, что Фарафонтий поступил не достойно, совершил какой-то неблаговидный поступок.
Эта сущность любила общаться с Фарафонтием. Скорее всего она и была той философской сущностью Фарафонтия. И когда заходил разговор на подобные темы, участвовал в них не Фарафонтий, а та сущность в оболочке Фарафонтия. Сущности не нравилось, когда Фарафонтий злился. В такие моменты она тихонечко где-то пряталась и лишь изредка говорила грубо и отрывисто с Фарафонтием. Обычно упрекая его в том, что мало того, что он не достиг вершин, так еще и злится.
Фарафонтий иногда не задавался вопросом, а может сущность и есть совесть? Ну, нет, конечно, нет. Сущность не всегда давала оценку всем поступкам Фарафонтия, в том числе и положительным. А ведь надо полгать, так думал Фарафонтий, что совесть должна реагировать и на маленькие и большие дела человека, на положительные, отрицательные и не совсем благостные.
Фарафонтий сидел за рабочим столом. Офисный шум не мешал ему расстраиваться. Он находился в некоторой прострации и растерянности. С ним приключилось то, что приключается с каждым менеджером, представляющим прекрасный класс офисного планктона.
Допустил ошибку в очередном отчете за месяц. Такая глупая, досадная оплошность. Но сейчас его тревожило не то, как он умудрился допустить ошибку, а то, что при докладе всё это было выявлено и, даже как показалось Фарафонтию его шеф Порфирий Кондратьевич укоризненно на него посмотрел.
Вот именно этот суровый, осуждающий, критически настроенный взгляд очень расстроил Фарафонтия. Во взгляде он отчетливо прочитал угрозу и разочарования Порфирия Кондратьевича от проделанной работы Фарафонтия. Взгляд так и говорил: «Ничего вы не понимаете Фарафонтий в своей работе, а еще начальник отдела». Сейчас, сидя в своем удобном кресле, казалось, что глаза Порфирия Кондратьевича, продолжают на него смотреть и при этом говорить: «Как мол, так и так, ты этакой разгильдяй, допустил ошибку, а я значит большой начальник должен её выявлять и следить за тобой? А если бы я не заметил? Что тогда? Пошел бы с докладом к Агафону Сидоровичу и тот бы заметил, ну? Каково бы было мне там краснеть, объяснять, что мол, так и так, простите, проглядел, больше такого не повторится. Всех причастных накажем, укажем, чтобы впредь внимательно считали, а кто не поймет, конечно же Агафон Сидорович, будем наказывать рублем».