Литература была одновременно как источником страха, так и спасением от него. С одной стороны, она отвлекала нас от реальности, с другой – открывала альтернативный путь в жизни. В отличие от идеологии, она учила нас воспринимать подтекст и двойной смысл, исследовать мир возможностей и неожиданностей, пересекать границы других времен и пространств, что, несомненно, нас обогащало.
Подростком я уже не играла одна. Моим боевым товарищем в юные годы была моя лучшая подруга Наташа – Кыча. Мы были как два мушкетера: один за всех и все за одного.
Некоторые наши игры превращались в тайные ритуалы для воображаемого сообщества. Одна из таких игр называлась «секреты». «Секретами» становился разный невыброшенный мусор, блестящая фольга от съеденных шоколадок, кусочки цветного стекла и осколки фарфора с позолоченными краями и голубыми цветочками. Игра состояла в том, чтобы зарыть сокровища, добытые из мусора, где-нибудь в общественном месте, возле ограды парка или под кустом. Секреты прятались для того, чтобы показывать их избранным. В основе близости лежит не всеобщая доступность, а интимность, она основана не на том, чтобы делиться тайной со всеми, а на том, чтобы понимать друг друга с полуслова.
Посещение секретного рокового места было ритуалом дружбы. Все детские игры были в той или иной степени играми в прятки, играми в сокрытие и открытие. Они позволяли детям открывать неведомые территории, которые существовали в другом масштабе и оставались невидимыми для взрослых.
Наша дружба была одновременно и реальной, и литературной. Когда нам было по тринадцать лет, мы гуляли по проходным дворам и говорили о наших грустных и застойных временах, об эре брежневской стагнации. В школе мы слишком много читали Лермонтова и думали, что «золотой век» Пушкина (или наши 1960-е годы) давно миновал, вместе с тем остался в прошлом и Серебряный век, а мы живем в каком-то неописуемом сером веке. Мы учили наизусть стихотворение Лермонтова: «И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды… ‹…› И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, – такая пустая и глупая шутка». Мы отожествляли себя с «Героем нашего времени», таинственным Дон Жуаном по фамилии Печорин, чьи глаза не смеялись, когда он смеялся. Он бесцельно ездил вдоль берега Крыма в послевоенные годы, играя в фатальные игры с сербом-картежником или соблазняя без особого удовольствия красавицу черкешенку Бэлу.