Итак, я ждала, наблюдая за изумительными переливами цвета на лице дворецкого. Сначала он покраснел еще сильнее (я даже испугалась, что скоро буян сольется с бордовыми обоями), но затем, видимо, в голову ему пришла какая-то гениальная мысль, и цвет его кожи стал стремительно приближаться к общечеловеческому.
– Добрый день, леди Николетта. – Дворецкий не только поздоровался, но еще и выдавил из себя вялую улыбку. Я была, мягко говоря, поражена столь резкой перемене.
– По вашему поведению не заметно, что он добрый. – Удержаться от шпильки было невозможно.
– Это все от перенапряжения, дел-то последнее время предостаточно. – Видимо, господин Гальяно решил сделать вид, что ничего необычного не происходит, да к тому же завести светскую беседу. – Хотя кому я рассказываю, теперь-то вам будет известно обо всех делах во дворце.
Элегантный намек, ничего не скажешь.
– О, так вы уже слышали. – Я сделала круглые глаза. – Для меня это неожиданность и честь!
– Примите мои искренние поздравления. – Поздравления были настолько «искренними», что господин Гальяно все же не совладал с собой и слегка поморщился. – Если вам понадобится совет или помощь, вы всегда можете обратиться ко мне.
– Конечно-конечно, – елейно улыбнулась я. – Всегда знала, что на вас можно положиться.
– А теперь вынужден откланяться. – Дворецкий стал бочком пробираться к двери. – Сами понимаете – дела…
Мне доставило большое удовольствие дождаться, когда он доберется до выхода, и запустить вслед:
– Господин Гальяно, а ущерб вам все же придется возместить.
– Непременно.
– Из своего личного кармана. – Это был завершающий удар по противнику.
– А как же иначе. – Дворецкий скрылся за дверью.
Я обреченно вздохнула. Не к добру. И поклялась глаз с него не спускать.
То, что все самое страшное еще впереди, я поняла, когда спустилась на кухню. Можно бороться против пьянства, лени и явной агрессии, но поделать что-либо с неотвратимо приближающейся к своему логическому концу беременностью я не могла.
– Тетя Кларина, – простонала я умирающим голосом, глядя на огромный живот королевской поварихи. И как только раньше мне удавалось ничего не замечать? Кларина, конечно, женщина в теле, но моей слепоте не было оправдания.
– Привет, Ники. Разве отец тебе не говорил, что мне скоро придется оставить работу? Я-то думала, подольше продержусь, а тут видишь какое дело, не иначе близняшки. – Кларина безмятежно улыбалась, а я погружалась в пучины отчаяния.