Мама с папой переглянулись. Тетя зажгла сигарету. Она затянулась, и над верхней губой проступили морщины, будто реки на карте.
Мы вышли из «Дымного филина», я тащила Паулину и была счастлива. Тетя Амелия с Гонсало пошли к ее автомобилю, «Рено 6», – все считали его голубым, а мне он казался зеленым. Мы сели в наш – горчично-желтый «Рено 12».
Как только мы закрыли дверь, мама спросила – очень тихо, как обычно делала, когда считала, что мне лучше не слышать их разговоров:
– Могли бы и не торопиться, правда?
Папа завел машину.
– Ей было очень одиноко.
– Но не обязательно же было сразу выходить замуж.
Папа обернулся. Я сидела на полу к ним спиной, а кукла стояла на заднем сиденье. Я сделала вид, что играю и совсем ничего не слышу. Папа снова посмотрел вперед.
– Этот тип воспользовался ее слабостью.
Машина тронулась.
– Это она оставила ему свой номер, сделала ему предложение и пригласила поехать с ней. Ты что, не слышал?
– Ясно же, что он аферист.
Папа никогда ни о ком плохо не говорил.
– Почему это ясно?
– Видно по нему.
– Ты по лицу определил?
– Амелии пятьдесят один, а ему и тридцати нет.
– И поэтому он аферист?
Мы выехали на шоссе, фары других автомобилей дырявили темноту со всех сторон.
– Ты что думаешь, он правда в нее влюблен? – спросил папа.
– Нет, и поэтому им не следовало торопиться. Но я не считаю ее несчастной жертвой, а его – обманщиком, который воспользовался ее слабостью. Скорее у них уговор, который устраивает обоих.
– Обоих? Ты заметила, кто платил в ресторане?
Теперь назад обернулась мама. Я играла с Паулиной – тоненьким голоском говорила за нее и отвечала за себя своим обычным голосом.
– А кто, по-твоему, должен платить? – спросила мама. – Он, со своей зарплаты продавца в «Зас»?
– Стоило бы дать ему подписать документ – что он не может ей наследовать и ничего не получит в случае развода.
Повисло напряженное молчание. Я осторожно обернулась. Мама смотрела на папу, будто не могла поверить, что он такое сказал. Он вцепился в руль.
– А что такого? – спросил он. – Что плохого в том, что я хочу защитить свою сестру и семейное имущество?
– Хорхе, мне двадцать восемь, а тебе сорок девять…
– Это другое, – сказал он.
Мама возмущенно уставилась перед собой. Оба умолкли.
В воскресенье мы пошли в гости к тете Амелии. Дверь открыл Гонсало в шортах и майке-алкоголичке, со свежей укладкой, мощные мускулы на виду. Тетя Амелия сидела на своем плетеном стуле с сигаретой в одной руке и бокалом вина в другой, в белом халате с широкими рукавами – когда она встала и распахнула нам объятия, рукава взметнулись, будто крылья.