– Ты вернешься в зал как дама из высшего общества и станцуешь с моим господином один танец. Потом к тебе подойдет слуга и шепнет на ухо: «Вас в саду дожидается посыльный», а затем выведет из поместья безопасным ходом. Ни в коем случае не снимай с лица маску, которую я тебе дам, и не иди за слугой, если он скажет неверные слова. Поняла?
Я киваю, все еще пытаясь переварить услышанное.
Меня и правда отпустят? Вот так просто? Но куда я пойду и что мне делать дальше? Я ведь понятия не имею, где нахожусь и как отсюда добраться до столицы.
Увидев смятение на моем лице и будто прочитав мои мысли, служанка успокаивает:
– Тебя доставят в столицу и пристроят в храм Пяти. Не переживай. Там ты сможешь через жреца Антонио связаться с родными. Но для начала тебе надо все сделать правильно, чтобы не было проблем.
– Хорошо. – Мой голос охрип и звучит сухо, но моего согласия достаточно, чтобы она продолжила колдовать над моим внешним видом.
– Повтори пять раз: «Вас в саду дожидается посыльный», чтобы я уверилась, что ты не забудешь слова.
Я снова и снова произношу предложение вслух, пока служанка укладывает мои волосы, собирая их в сложную прическу и рассыпая по ним украшения из мешочка, снятого с ее пояса. Когда я заканчиваю, она обходит меня со всех сторон и поправляет локоны.
– На аукционе на вас были надеты ночные сорочки, чтобы хорошо было видно выставленное на продажу тело. Там ты была рабыней, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но это и не требуется. Главное держись уверенно и… – она окидывает меня взглядом, – и по-взрослому. Сколько тебе?
– Шестнадцать. Зимой исполнится семнадцать.
В Ладоргане замуж могли выдать и в шестнадцать, но в хороших семьях было принято, что благовоспитанная девушка должна достигнуть возраста восемнадцати лет, чтобы найти более успешную партию.
На лице служанки впервые появляется подобие сочувствия.
– Ты слишком юна для участия в аукционе, – озвучивает она мои мысли. – Но графиня никогда не чуралась марать руки. – Через мгновение ее лицо вновь приобретает обычное выражение, и служанка, будто очнувшись от наваждения, достает из полупустой корзины железную витую маску и лист бумаги. – Все. Больше не отвлекаемся, у нас осталось мало времени.
С этими словами она сует мне в руки сложенный вдвое лист, а затем надевает на мое лицо маску, завязывая атласные ленты на моем затылке.