Он уставился в пол, как будто не мог заставить себя взглянуть мне в лицо:
– Говорят, с его ложа виднелись деревья. Последнее зрелище, представшее его взгляду, должно быть… красиво.
Красиво… Деревья… Наверное, листья там уже начинали желтеть? Или оставались зелеными?
– Деревья, – произнесла я. – Деревья.
И тут из глаз у меня хлынули слезы.
Два дня я не выходила из своих покоев. Я не впускала к себе никого – ни Марджори, ни Кэтрин, ни Бланш, ни даже горничных. Я никогда не чуралась демонстрировать на людях счастье, но горе свое была не намерена показывать никому. Поэтому я ждала, когда оно утихнет, зная, что притупится лишь острота, само же горе никуда не денется.
Робкий стук в дверь подсказал, что принесли еду. Я не стала открывать. Потом снова постучали и под дверь просунули письмо. Я мгновенно узнала почерк: рука Роберта Дадли.
Получить письмо от того, кто только что скончался… В этом есть что-то загадочное и пугающее, словно с тобой говорят из могилы прерывающимся голосом. Глубокая печаль затопила меня, когда я дрожащими руками вскрыла письмо и стала читать.
Райкот, 29 августа
Смиреннейше прошу Ваше Величество простить Вашего бедного старого слугу за ту дерзость, с какой он осмелился справляться о том, как поживает моя прекрасная госпожа и в чем она обрела избавление от недавней боли, ибо главное, о чем я молю Господа, – это о ее добром здравии и долголетии. Что же до бедственного положения Вашего скромного слуги, я продолжаю принимать присланное Вами снадобье и нахожу, что оно помогает мне куда лучше, нежели прочие средства, каковыми меня пользовали. Засим, в надежде найти исцеление на водах, продолжая возносить горячие молитвы за счастливейшее избавление Вашего Величества, смиренно лобызаю Ваши ноги, из Вашего старого домика в Райкоте, утром сего дня вторника, в готовности возобновить мое путешествие. Остаюсь верный и преданный Вам слуга,
Р. Лестер
Сразу же по написании сего письма я получил подарок от Вашего Величества, доставленный мне юным Трейси.
Это не было какое-то тайное послание. Это было самое обычное письмо, шутливое, ласковое, полное надежд на будущее и беспокойства о знаках внимания. Он не предчувствовал скорую смерть. «Посреди жизни мы смертны», – говорится в погребальной молитве. Но на самом деле верно противоположное: посреди смерти мы полны жизни.