И опять – истый протестант. А вот я сомневалась; я только и делала, что сомневалась.
– Вот, попробуйте выпить бульона.
У постели стояла еще теплая миска c ложкой. Я попыталась влить ему в рот немного бульона, но жидкость не проходила сквозь судорожно стиснутые зубы. Я поняла, что час его уже совсем близок.
«Когда человек перестает есть, это верный признак, – как-то раз сказал мне один врач. – Все начинает отказывать, и ему не нужна больше земная еда».
Не стану плакать. Не в его присутствии. От этого умирающим только тяжелее. Это мне сказал другой мудрый человек.
Я устроилась подле него. Я готова была ждать, ждать вместе с ним. Фрэнсис проскользнула в комнату и заняла место с противоположной стороны постели. Мы с ней были рядом с ним, как церковные свечи у алтаря.
Уолсингем верой и правдой служил мне двадцать лет – и во времена сватовства Алансона, и на протяжении всего мучительного пути Марии Шотландской, от роскошного заключения до эшафота, где она оказалась благодаря искусно расставленной Уолсингемом ловушке; и в дни, когда над нашей страной нависла смертельная угроза вторжения армады. Уильям Сесил, лорд Бёрли, служил мне дольше, но Уолсингем всегда оберегал меня и стоял на страже королевства. Как мы все теперь без него будем?
«Это испытание, – подумала я устало. – Очередное испытание на прочность. Сколько их уже было».
Фрэнсис что-то писала в книжечке. В тишине я слышала, как скрипит по бумаге ее перо. Что настолько важное ей понадобилось записать в такой миг? Если это касалось смерти ее отца, сейчас это было неуважительно и не к месту. Если же что-то другое, менее значительное, то оскорбительно. Когда она вышла из комнаты, чтобы приказать зажечь в курильнице ароматические травы, призванные заглушить удушающий запах смерти, я взяла книжечку в руки.
Записи были посвящены ее придворным обязанностям в моей свите. Я быстро пролистала страницы. У меня не было желания читать о том, как она ко мне относится. Подобные вещи всегда сильно меня задевали и потом долго не давали покоя. Перемежались они многочисленными заметками про графа Эссекса. Она подмечала, что и в какой день было на нем надето!
«Сегодня на милорде Эссексе был медно-рыжий дублет».
«Сегодня милорд Эссекс, облаченный в наряд голубого цвета, который невероятно ему к лицу, надел контрастирующие с ним чулки цвета шерсти новорожденного ягненка…»