– Как вас зовут? – осведомилась я. – У нас при дворе никому не позволено безнаказанно пятнать репутацию дамы, какого бы возраста она ни была! Здесь вам не Франция!
– Да, ваше величество. Нет, ваше величество. Мое имя Роберт Дадли.
Роберт Дадли! Какое жестокое совпадение. Но нет – как такое возможно? Или он насмехается надо мной?
– Подобные шутки нам не по вкусу, – произнесла я. – Отвечайте нам правду.
– Ваше величество, клянусь вам, это мое имя.
Он и впрямь похож, или мне почудилось? Светлые волосы сбили меня с толку. Глаза, манера держаться – все это было мне знакомо.
– Вы сын Дуглас Шеффилд?
– Да, – отвечал молодой человек.
Внебрачный сын Лестера, рожденный от его связи с замужней Дуглас Шеффилд! Да простит меня Бог, но меня охватила неописуемая радость. Он был единственным живым потомком Лестера и, следовательно, как его сын, пусть и незаконнорожденный, по совершеннолетии должен был унаследовать все имущество Дадли. А поскольку титул Лестера перешел к роду его брата Амброуза, это означало, что Летиция останется с носом!
Внезапно его внешность и прямота показались мне очень располагающими.
– Ясно, – промолвила я. – И где вы сейчас и чем занимаетесь?
Дадли-младший слегка приосанился, и голос его перестал дрожать.
– Мне шестнадцать, я учусь в Оксфорде, – отвечал он.
– Прекрасно, прекрасно, – кивнула я (этот парнишка все больше мне нравился, однако приличия должно было соблюсти). – Отправляйтесь туда и не возвращайтесь ко двору, покуда не научитесь себя вести.
По его лицу промелькнуло недовольное выражение, и на мгновение он до боли напомнил мне своего отца. Потом заискивающе улыбнулся:
– Слушаю и повинуюсь, ваше величество.
Девушки то и дело оглядывались на нас, когда же Роберт вышел из зала, их внимание переключилось на кого-то другого.
Я обвела галерею взглядом, отмечая каждого из присутствующих. В глаза мне бросился Эссекс, возвышавшийся над толпой, все еще в костюме одинокого рыцаря. Рядом с ним стоял другой мужчина, пониже ростом; на нем костюма не было. Его пронзительные темные глаза, казалось, светились даже в полумраке галереи.
При виде меня Эссекс немедленно оставил своего товарища и поспешил подойти, но я отвернулась. Сейчас мне не хотелось с ним разговаривать.
Чтобы у него не осталось в этом никаких сомнений, я знаком подозвала к себе Рэли, которого Эссекс терпеть не мог. Тот, по своему обыкновению, был разряжен в пух и прах – никто не умел носить парчовый дублет с таким шиком, как Уолтер Рэли, – однако улыбка его казалась натянутой. Вид у него был гораздо более мрачный, чем у Эссекса в его темных одеждах.