Современные российские исследователи все чаще смотрят на революцию 1917 г. с перспективы имевших «роковые» последствия для страны тактических просчетов правительства. При чтении их работ начинает казаться, что революционных потрясений и последовавшего за ними хаоса гражданской войны легко можно было избежать при более эффективном администрировании, лучшем использовании возможностей существовавшей государственной машины. Дискуссии о глубинных причинах революции и объективных сложностях в развитии страны отбрасываются в сторону – на первый план выдвигаются субъективные факторы, с помощью которых можно дать простое и ясное объяснение причин краха империи Романовых[1].
Если для одних воспринимаемая как данность поддержка офицерством самодержавия безусловный минус – признак реакционности и отсталости военной среды, то для других столь же неоспоримый монархизм офицеров является признаком искреннего и глубокого патриотизма, верности долгу, государственной мудрости. Для историков, придерживающихся последнего взгляда, офицеры императорской армии – герои и мученики, представители «здорового», государственнического начала в жизни страны. В отличие от корыстного чиновничества, кадровые военные – благородные рыцари, бессребреники, для которых высшей ценностью является беззаветное служение Родине, возможность пожертвовать для нее жизнью. Материальные ценности вызывали у них лишь презрение.
Этот упрощенный, идеализированный образ, сконструированный под воздействием ультраконсервативных, национал-патриотических идеологических установок, имеет мало отношения к действительному положению вещей. Для данных авторов изучение вопроса сводится к нахождению в прошлом примеров для военно-патриотического воспитания нынешних поколений. Политическая конъюнктура и прикладные задачи отодвигают на задний план объективное, всестороннее изучение вопроса. Другими словами, эти работы не всегда в полной мере отвечают всем необходимым методологическим принципам исторического исследования. Например, С.В. Волков указывал, что «Офицерский корпус и по существу своему объединял лучшее, что было в России в смысле человеческого материала»[2]. Он же писал, что «офицерский корпус, служивший основой российской государственности, после большевистского переворота стал, естественно, ядром сопротивления антинациональной диктатуре»