– Почему она так долго выбирала? – спросил я.
– Потому, что мальчики попадались нехорошие, они обижали бы тебя и я решила лучше хорошую девочку взять, – сказала мама.
Вот так и прожил почти год с хорошей девочкой, которая постоянно дует в трусы, плачет и кусается. Мама говорит, что с братиком было бы ещё хуже, он ещё и дрался бы.
Рыбалка.
Отец своё слово сдержал. В воскресенье в пять утра он поднял меня с постели, посадил в коляску мотоцикла, и мы поехали на рыбалку, куда-то далеко на приток Немана. Ехали мы напрямую через лес. Здесь отец срезал три удилища два больших под себя, маленькое мне. По дороге мы заехали на ферму, накапали червей и в половине седьмого, уже сидели на берегу реки на месте взрыва бом в военное время. Так говорил отец. По моей просьбе он оборудовал мне удочку из толстой лески, сделал поплавок из спички и пробки от бутылки, которой закрывали вино, повесил груз, крючок, насадил червя и забросил её. Точно так он оборудовал свои две удочки, только леску взял тонкую. Сел чуть ниже от меня по течению, на яму от воронок. Почти сразу у меня начался клёв. Я еле успевал насаживать червей и снимать мерного окуня. Через час десяток аборигенов плавали в моём ведре, цепляясь боками, друг за друга. Отец подошел ко мне со славами: “Ну ты и даёшь!”, вылил улов на траву и сменил воду.
– Больше полкило! Кто тебя научил так ловить? – спросил папа.
– Кто? Кто? Дедушка, конечно, – не задумываясь, ответил я.
– А у меня поклёвки не было вообще, – с досадой произнёс он.
Мне так жаль стало отца, что я предложил поменяться местами.
– Нет, лучше я сменю насадку, – сквозь зубы произнёс отец и пошёл искать под корой сваленного дерева личинки короеда.
Найдя, сменил насадку. У меня клёв на некоторое время прекратился, а потом понеслось: в основном пескари и мелкая плотвичка. Вскоре стало жарко, клёв прекратился вообще, интерес к рыбалке у меня пропал. Я пошёл к отцу. Он сидел на перевёрнутом ведре и курил папиросу. Рядом стояли сапоги. Поплавки в натяг по еле заметному течению. Я сел на траву с другой от его сапог стороны, и стал наблюдать за поплавками. Время шло. Отец уже стал собирать одну удочку, и вдруг поклевка. Не знаю, как он успел бросить удочку из рук, и сделать другой подсечку. Её удилище сломалось, а сломанная часть упала в воду. Отец, в чём был, бросился в воду и ухватил за сломанную часть удилища, подтянул, не поднимая его, к себе, и взялся за леску. Огромная не ведомая мне доселе рыба всплыла на поверхность. Отец создал слабое сопротивление, и рыба плавно ушла на глубину, потом он слегка стал натягивать леску. Рыба всплыла, глотая воздух, начала отчаянно сопротивляться: нарезала круги, била, хвостом, вставала на дыбы. Одно неверное движение, и рыбина оборвёт тонкую леску. Отец плавно продолжал подтягивать рыбу к берегу, держа леску в натяжении, не давая из воды глотнуть кислорода. С каждой подтяжкой рыба всё больше хватала ртом воздух и выбивалась из сил. Вот она у берега последний раз ударила хвостом, разбросав брызги в разные стороны, и ослабев, легла на бок у ног победителя. Отец волоком вытащил рыбу на песок. Тут она неистово стала биться о землю и сорвалась с крючка. Так бы и ушла, если бы отец к этому времени не успел зайти со стороны воды. Он подхватил рыбу руками, прижал к груди и вышел на траву. Вода струйками стекала с брюк на босые ноги, а он улыбался во весь рот, прижимая рыбу к груди, ещё не веря своей удаче. На конец, он пришёл в себя, положил рыбину на траву, снял с себя брюки и стал отжимать их. Я смотрел на рыбу. Она продолжала дышать, широко раскрывая рот, по привычке шевеля жабрами. Какая она красивая, одни красные плавники чего стоят. Отец сказал, что это голавль и ещё раз взял в руки рыбу: