Нам в жизни многое отмерено - страница 6
Шрифт
Интервал
Лягу в постель.
Ночь наступает.
Сгущается тень.
День угасает.
Сонная лень.
Чайки заснули.
И в темноте
Ветры задули
Блик на кресте.
«Дождливый день, холодный и пустой…»
Дождливый день, холодный и пустой.
Над Валаамом сизый небосвод.
Немая лень вдруг овладела мной
Среди круженья неумолчных вод.
Я сел в углу, тетрадку теребя,
Уставившись в облезлый потолок,
Надеясь записать, как потерял тебя
И почему любовь я удержать не смог.
Всё это я оставлю при себе:
Писать такое – радость не моя.
Вот только чёрточка осталась на душе,
Как шрам от пули или от ножа.
«Иду. Кругом лишайник, мох, брусника…»
Иду. Кругом лишайник, мох, брусника,
Еловый шум, сосновые боры.
В траве синеет спелая черника,
На скалах перезрела земляника,
В лесу растут шикарные грибы.
Вот это жизнь на древнем Валааме!
Под тихий перезвон колоколов
Пишу этюды в золотистой гамме,
Скрываясь за высокими горами
От северных порывистых ветров.
Часовня
Стихи пропали. Мысли убежали.
Я пуст, как чайник, – всё не в радость мне.
Вокруг леса недвижимо стояли
И отражались в ладожской воде.
Снег облаков чуть розовел на солнце.
От глубины небес захватывало дух.
Я выглянул из тусклого оконца
И вдруг услышал, как кричит петух.
Там куры с петухами, здесь собаки,
А я сижу, уставившись в тетрадь.
На огороде распустились маки,
И кто-то тайно хочет их сорвать.
Я взгляд свой устремил к прозрачным далям,
Где среди скал над ладожской водой
Часовня с золочёными крестами
Божественной сияла красотой!
«Стихов я больше не пишу…»
Стихов я больше не пишу
И вечером, накинув телогрейку,
На берег Ладоги спешу —
Там на закаты я гляжу
И слушаю жалейку.
Кто там играет за горой
Вечернею порою?
Я мысленно кричу: «Постой!
Не прячься за горою!»
А он играет на закат
Мелодию ночную,
Мною не узнанный собрат
Ведёт мотивы наугад
Уверенной рукою.
Но вдруг погас последний луч,
Мелодия затихла.
Я оказался среди туч,
Среди вздымающихся круч.
Душа моя поникла.
Холодный ветер зашумел
Над мглистою водою.
«Вот и ещё день пролетел», —
Подумал я с тоскою.
«Сирень цветёт на фоне красной крыши…»
Сирень цветёт на фоне красной крыши,
Мелькают птицы меж ветвей.
Таинственно скребутся мыши
Под полом келии моей.
Весна поёт на Валааме
Небесным голосом молитв.
Я лбом припал к оконной раме —
Душа открыта для молитв.
Грехи мои, как на параде, —
Пред Богом и перед людьми
Я не таю. Чего же ради
Твержу я: «Боже, сохрани…»?