Шипы в сердце в Академии Судьбы - страница 37

Шрифт
Интервал


– Я перенервничала. Мне… мне нельзя волноваться, – виновато призналась Эвер.

– Поэтому ты захотела поволновать меня? – прохрипел вампир, раздраженно похлопывая повисшую на нем девушку по лопатке.

– Эрик, я… боюсь.

– Чего?

– Я боюсь, слышишь? Всего! Как маленькая девчонка! – обиженно прохныкала Эвер. – Я давно должна была проломать путь зубами, но испугалась, понимаешь? Это какой-то нелепый инстинкт. Он запрещает мне рисковать – и собой, и малышкой…

– Малышкой?! – подавился вампир.

– Вот только не делай такое лицо, будто стухшей крови хлебнул! – она крепче сжала шею брата в удушающих объятиях, не планируя отпускать. – Неужели я теперь все время буду бояться? Трястись от любого шороха?

– Пройдет… как родишь… наверное, – бубнил Эрик в спутанные огненные волосы, красными лентами рассыпавшиеся по белой кофте. – Это все слабая, никчемная человеческая половина, все она… Не удивлюсь, если дитя родится обычным магом.

– Эрик!

– Ты слишком очеловечилась, сестра. Великий род Валенвайдов оборвется на трусихе Эв…

– Перестань! Не то укушу! – разъяренно зашипела вампирша, но с чужих плеч не слезла, так и висела в воздухе.

– Ты успела?

– Что?

– Зарегистрировать продолжение нашего великого рода, Эвер! – гневно пояснил Эрик и, подхватив сестру за талию, не снимая ноши прошел к столу.

Оглядел бумаги и, найдя нужную, плюнул в нее всей накопленной желчью. Досье леди Валенвайд задымилось, зашипело и покрылось черными пятнами. Через пару секунд на столе лежала желтая дырявая картонка с неразборчивыми кляксами.

– Мой отец всегда делает копии, – сокрушенно прошептала я, без всякой охоты протискиваясь между перевернутых стульев.

– Какое счастье, что его тут нет, – фыркнул Эрик, не понимая еще, что ситуацию не спасти.

Мой отец. Всегда. Делает. Копии.

И хранит их не в архиве, нет… Перевозит в чудо-мобиле, в защищенном чарами кофре. Потом перекладывает папки в маг-сейф и врубает сигнализационные кристаллы, а рядом выставляет лучшую охрану.

Еще бы! Эти бумажки, печати, векселя – вся его жизнь. Не я и не братья, даже не матушка.

Осознав, что жезлом помахать все же придется, я устало поплелась к обескровленному клерку. За мной волочились обрывки юбки, после всех надругательств заимевшей печальный вид. Не представляю, как объяснить матери, каким испытаниям подверглось платье дебютантки.