Люблю свои раздумья вечерами,
в них чувства глубины моей духовной;
как в письмах, спящих в уголках укромных,
в них жизнь таится и встаёт пред нами
легендою иль памятными снами…
К сожалению, ни мама Эдьки, ни тем более Фёдор Оттович почти не говорили по-немецки. А Эдька знал, кажется, только «натюрлих», да и с английским была беда, как, впрочем, и у всех сотрудников нашей маленькой лаборатории. По крайней мере, кандидатский минимум все наши ребята пересдавали многократно с какими-то невероятными приключениями. Кроме меня, естественно, – спасибо английской школе. Это обстоятельство, как ни странно, и определило мою дальнейшую, после-перестроечную судьбу.
Шеф наш, Лев Яковлевич, именуемый за глаза просто Яковличем или Профессором, говорил по-немецки блестяще. А по-английски читал, разумеется, химическую литературу и очень сносно, по-моему, общался с коллегами на международных конференциях, но вот с написанием собственных статей испытывал затруднения. Непрерывно лезть за консультациями к Светлане Ивановне, референту директора Института академика Шумова, было неловко по причинам деликатным. Светлана Иванна, пикантная дамочка бальзаковского возраста, великолепно владела английским – как-никак иняз плюс лет пятнадцать работы в нашем физико-химическом институте, но просто и быстро помочь человеку ей почему-то никогда не удавалось. Всё закатывание глазок, хохот, кокетство, «ужимки да прыжки». «Это, конечно, прекрасно, но отнимает слишком много времени», – серьёзно говорил Аркадий, сосед Эдьки по общежитию и аспирант дружественной лаборатории лазерной спектроскопии.
А я как-то «без отрыва от производства», кося одним глазом на раствор, медленно капающий из колонки с силикагелем, переводила разнообразные подписи к слайдам, тезисы для конференций, доклады, а потом и целые статьи. Аркадию и прочим «пришельцам» помогала «за шоколадку», а внутри лаборатории эта моя деятельность по распоряжению Профессора стала поддерживаться на официальном уровне.
В голодном девяносто втором, когда мужественный наш Академик со смехом рассказывал на семинаре, как он ходил к Гайдару просить денег на науку и получил «полный отлуп», «Журнал новых химических проблем» потерял нашу статью. Я ездила в редакцию разбираться. «У нас тяжба с „Химпроблемами“», – жаловался Лев Яковлич Академику. Статью вскоре нашли и благополучно опубликовали, а я осталась в редакции внештатным переводчиком. В девяносто пятом, когда почти все разъехались, а Профессор и Эдька сидели на чемоданах, я ушла в штат редакции. Навсегда. Присутственные дни – со вторника по четверг. Очень боялась, что Академик не отпустит. Но старик сказал грустно: «Я вижу, вам там интереснее». Вот почему я еду в настоящий момент в маршрутке «Академгородок – Москва», а сидящий напротив парень необыкновенно похож на нашего Эдьку.