Её похороны были грандиозными. Пришёл весь гарем Вани, вся его армия, слуги и даже богоподобные существа, которые только что сражались с ним, но не смогли пропустить такое событие. Великий и ужасный Ваня – так я его называл в своей чайничной голове – даже произнёс проникновенную речь. Всё было на высшем уровне.
А меня? Меня положили в усыпальницу вместе с ней. Потому что я был её "любимым чайником". Не Петей, понимаете, а чайником. Я лежал рядом с магическими артефактами, коронами, мечами, книгами с заклинаниями, которые могли перевернуть мир. Вот только всё это мне не казалось утешением.
Вы, возможно, думаете: "О, как почётно, быть похороненным с великой ведьмой!" Но для меня это была точка невозврата. Меня не помнили как Петю. Никто не вспоминал меня как человека. Для всех я был просто предметом. Блестящим, пузатым, слегка запылённым, но всё равно чайником.
И вот я лежал в этой мрачной усыпальнице, окружённый вечным холодом каменных стен, и думал: "Чёрт, а ведь могло быть и хуже… хотя нет, стоп, куда уж хуже?"
А потом, знаете, как это бывает – время идёт, и даже великие забываются. Видимо, и та ведьма, которая была первой, уже никому не была интересна. Усыпальница рассыпалась, её тело отправилось на перерождение, а её новая версия забрала всё, что могла унести: магические артефакты, золото, даже какие-то чёртовы свечи. Всё, кроме одного старого, пыльного чайника. Меня.
И вот она ушла покорять новые миры, а я остался среди руин, будто какой-то ненужный сувенир из прошлого. В конце концов, когда остатки усыпальницы разграбили, я оказался в каком-то старом, вонючем ломбарде. Прямо с хламом, который, видимо, годами валялся в чьих-то подвалах.
За меня дали пару медяков. МЕДЯКОВ. Даже за тот старый, скрипучий стул, обитый выцветшим бархатом, выручили больше. Ну конечно, стул же бархатный! Бархат – это статус! А я? Я – просто чайник.
Как же они меня все злят! Я настолько взбешён, что готов был сделать единственное, что может чайник: ПШИК! ПШИК!! Или как там это называется у нас, чайников? Да, вот это моё "пшик-пшик" – вся моя ярость, весь мой протест. И, знаете, иногда я думаю: если бы они хотя бы один раз прислушались, может, поняли бы, как сильно они меня достали. Но нет. Я просто шиплю и киплю.
В этом ломбарде моё существование достигло апогея унижения. Чайник, который никто не берёт. Даже те, у кого дома сломался единственный котёл.