В конце концов, мало кто в Махлэнде мог позволить себе платья, зачарованные магией О’Коннор. И каким-то чудом ее работа попалась на глаза самому принцу-регенту Авалэнда.
Теперь ей не нужно было беспокоиться ни о матери с ее распухшими суставами и слабеющим зрением, ни о бабушке, которая с каждым днем становилась все более хрупкой и резкой, ни о крыше, которую нужно было перекрыть, ни о треснувшем окне, разбитом соседским мальчишкой Киллианом.
Пошив одежды для королевской свадьбы позволит ей открыть собственный магазин в самом сердце столицы авлийцев и принесет достаточно денег, чтобы перевезти бабушку и маму из Махлэнда в уютный особняк. Им больше не придется работать или страдать ни дня в своей жизни – такой шанс выпадает один раз в жизни.
Вот только Нив почувствовала себя жалкой эгоисткой, принимая его.
Когда она сказала бабушке, что уезжает, та посмотрела на Нив так, словно не узнала ее: «Твой дед погиб, сражаясь с авлийцами, чтобы гарантировать тебе жизнь в Махлэнде. Ты и твоя магия – то, что эти чудовища пытались уничтожить и не смогли. А теперь ты хочешь использовать свое ремесло, чтобы делать для них одежду? Я никогда не смогу оправиться от этого позора».
Причинять позор своей семье Нив хотелось меньше всего. Каждый день ей напоминали, как ей повезло, что она свободно живет на махлийской земле и скольким она обязана таким людям, как ее дед. Хорошая и послушная внучка разорвала бы приглашение в клочья, лишь получив его. Хорошая и послушная внучка решила бы выйти замуж за человека, способного даровать ей стабильность и детей, которые унаследовали бы ту же магию, что текла в ее жилах. Возможно, так она не нашла счастья, но, по крайней мере, так их культура продолжилась бы ни в одном поколении.
Но когда в ее руках оказалось письмо от принца-регента, Нив не смогла проявить послушание. Одобрит бабушка или нет ее решение, означает ли оно предательство предков или нет, Нив должна позаботиться о своей семье единственным доступным ей способом.
Ей нужно было вернуть все, что она им задолжала.
Нив убрала письмо и подставила лицо соленому ветру. Махлийское море рябило, как полотно серой ткани, а пена, словно кружево, стелилась по его поверхности. Блестящая в предрассветной мгле, эта вода вызывала ощущение безграничных возможностей.