Если никто не имел права на воздух, то как могла прийти в голову мысль о праве на воду?
К вечеру следующего дня каид Омар Эль Фаси вызвал капитана Боканегру.
– Это дни радости, – сказал он. – Дни мира и согласия, поэтому, если ты дашь слово, что не попытаетесь сбежать, можешь считать себя свободным до тех пор, пока не соберём урожай. – Он твердо указал на него пальцем. – Но если хоть один из твоих людей, всего один, попытается сбежать, умрёт он и ещё пятеро, которых я выберу случайным образом. Я ясно выразился?
– Вполне ясно.
– И что ты мне ответишь?
– Мне нужно обсудить это с моей командой.
– Но ты ведь командир, – заметил слегка озадаченный бедуин.
– Никто не имеет достаточной власти, чтобы управлять сердцем человека, который отказывается быть рабом, – ответил он. – Я не могу обещать за всех, не заручившись их согласием, так как рискую жизнями многих.
– Я понимаю! – признал тот. – Иди, поговори с людьми и принеси их решение.
Леон Боканегра собрал своих товарищей, чтобы без промедления и лишних слов передать великодушное предложение своего «хозяина».
– Сколько это продлится? – был первый вопрос.
– Пока не вырастет ячмень.
– А сколько растёт ячмень?
– Откуда мне знать! – возмутился он. – Я капитан корабля, а не фермер.
– Кто-нибудь знает?
Ответа не последовало, пока наконец Диего Кабрера не пожал плечами и не заметил:
– Какая разница, день, месяц или год? Главное, что нам позволят спать без цепей. Я согласен.
– Ты уверен?
– А как иначе? – с ещё более заметным акцентом ответил он, обводя рукой окрестности. – Куда мне идти? На восток, чтобы снова оказаться перед морем? На запад, чтобы уйти глубже в пустыню? Если эти сукины дети могут отследить змею среди скал, как они не найдут мои следы на песке?
– Хорошо! – признал капитан. – Мне достаточно твоего слова. Пусть поднимут руки все, кто согласен не бежать.
Были сомнения, шепот и несколько робких возражений, но в конце концов поднялись руки в знак согласия с неизбежным: это была огромная тюрьма, из которой они никогда не смогут сбежать.
Никто не пожалел о принятом решении, ведь последующие дни действительно стали незабываемыми.
Песни и танцы, верблюжьи бега, состязания в силе и ловкости, пиры, и гостеприимство без границ. Казалось, в те моменты не существовало ни племён, ни рас, ни семей, ни даже господ и рабов, поскольку даже ненавистные христиане были приняты в каждом лагере.