Досок по-плотнее и вряд
А все что останется – мусор
Жалеть отработку не смей
Идешь ты проторенным курсом
Смелей, капитан мой, смелей…
Голос еще что то завывал, видимо войдя во вкус такой перспективы. Ему предлагали стать богом. Вот он хозяин. Он решает за скотину и ведет ковчег, разве он не хозяин и не бог? А что я? Если я брошу чемодан, то не смогу сесть в ракету, я все там обгажу. Значит я зависим от чемодана и он мой хозяин. С другой стороны можно также поставить себя в зависимость от унитаза, но только с теми условиями, что консолидированный отчет будет верстаться уже непосредственно в этом сантехническом приборе.
Но тут зажглась кнопка «Я сру»
И ты проснулся.
Реф: Доброе утро господин Куб! Надеюсь вам было хорошо во сне. Есть ли какие то жалобы?
Ты: Да, этажом выше сверлили всю ночь
Реф: О, это невозможно. Там никого нет. Но я доложу администратору. Вам помочь с АЗДИ? Или сразу к плану дня? Итак
1………………
Ты: Сквозь треск этой печатной машинки еще обдумываешь свой сон, свой единственный настоящий мир. В котором ты решаешь на самом деле. И оказывается, что там ты не решаешь – там ищешь ответы. Ответы на мучительные вопросы. На вопросы иерархии подчиненности. И есть ли другие способы ведения бизнеса. Допустим процессная модель, а разве не про это говорил Тор? Про распределенную сеть. Но ее же кто то распределил. Значит ее распределил хозяин. Господи, опять этот хозяин лезет. У нас хозяевов в 17 годе расстреляли. А в кого я сейчас стреляю?
Реф: 13-10 Встреча с директорами по развитию
Ты: (продолжая медитировать) Только 13-10, еще 8 часов. Ты знаешь в кого ты стреляешь. Ты стреляешь в человека – ежедневника. Вот они разные есть. Есть качественные, продуманные. У них цветные закладочки везде торчат, чашечка такая чистая, полотенчико беленькое на полочке в столе лежит. Чашечка на нем стоит, ложечка чайная, вилка. Баночка с сахаром, стеклянная из под варенья вишневого, неприметная такая банка. Особенно тоскливо почему-то что там нет больше варенья, этикетка есть, а варенья нет и никогда больше не будет. Это как пожар на заправке в американском фильме. Заправка сгорела, девчонка – официант такая красивая, убили ее. Нелюди в погонах убили. А вывеска Cafe осталась. И старика показывают, сначала руки морщинистые, рабочие руки. Он этими руками 10 детей поднял. Потом рубашку его ковбойскую и глаза, голубые глаза без слез, без мыслей. А потом опять на руки, а там кружка с логотипом кафе этого сердечко и приписка for my favorite daddy. Вот что значит эта баночка с сахаром. А теперь подумаем -хорошо, сидя в кинотеатре и проживая эту сцену, ну мы понимаем. Ну гротеск, но это кино. И режиссер не сжигал заправку и не убивал девчонку официанта. Старик актер, ему уже ничего не светило. Спиваться начал потихоньку. Там у них ассоциации, они пенсию им платят, ну что там эта пенсия. Всю жизнь на вторых ролях, но при процессе. Бок о бок с такими монументами живыми. Девочки, пьянки, загулы и т.п. А тут все. И вдруг! –« А не хотите ли вот есть эпизодик» – они молодцы через ассоциацию нашли. Так он себя играл, жизнь свою играл. Не девчонка там лежала простреленная, жизнь его лежала. И это мы понимаем, но как понять таких людей, которые это делают в жизни. Вот отнимают у старика его дочь, только ради того чтобы снять на сгоревшем Кафе уцелевшую вывеску. Разве не достойны они расстрела. Пули в их исчерченную расписаниями голову.