– Беркут! Я, пятый!
– Я, Беркут! – радист сразу откликнулся.
– Беркут! Попал в засаду! Большая развилка, у входа в ущелье! Веду бой!
– Вас понял, пятый! Помощь выходит! Как принял, прием!
– Да, понял, я… понял, – Виктор вернул гарнитуру связисту, – Архип? Ты скалу слева помнишь, такую как бы тремя колоннами?
– Да, товарищ капитан, помню, – отозвался солдат.
– Два снаряда огонь! – скомандовал Тихонов.
Ольга вскрикнула от неожиданного резкого лязга затвора пушки, и прижала голову к коленям. Пушка выстрелила еще раз, и Архипов с улыбкой посмотрел в прицел.
– Куда, палим, командир?
– Понятия не имею, – нервно хохотнул Тихонов, – добавь еще парочку.
Пушка БМП выстрелила еще раз, с соседней машины длинными очередями работал пулемет.
– Заметил кого, Колян? – Тихонов по радио вызвал Пасечника, – куда поливаешь?
– А, вы куда? – вопросом на вопрос ответил сержант.
– Содержательный ответ, – пожал плечами Тихонов, он подмигнул в ответ, на испуганный взгляд Ольги, – как думаешь, док, могут все сойти с ума одновременно?
Ольга оставила его вопрос, без ответа буквально обдав его полным ужаса взглядом.
– Вот я и так же думаю, – он вдруг начал быстро оглядываться.
– Горим, что ли? – он посмотрел на туман, заволакивающий отсеки БМП.
– Это не дым, – отреагировал Архипов, – не пахнет ничем.
Тихонов сквозь туман как во сне смотрел, как все постепенно теряли сознание. Проваливаясь в этот туман, как в невесомость, он из последних сил старался оставаться в сознании, но голова сама клонилась в бок и вскоре замерла, откинувшись на один из ящиков с запасным инструментом. В эфире еще неслись призывные крики полковых радистов, но им уже никто не отвечал. Рассеивающийся туман оставил дорогу пустой и безлюдной.
– Пятый! Пятый! Витя! – надрывался Беленький.
После нескольких безуспешных попыток он сорвал голос. Пнув ногой бесполезную гарнитуру, и ничего не замечая вокруг, опустошенно уставился на истерзанный афганскими пулями серый большой валун. Солдаты, понимая, что произошло, не лезли с утешениями и расспросами. Счастливчик был их командиру другом, они называли друг друга братьями. И вот опять, как сотни раз, это дурацкое слово «был». Был, а теперь его нет. Сколько молодых душ сожрала эта война? А сколько еще сожрет? Сколько матерей и жен будут проливать слезы по своим близким. Боль на куски разрывает душу, нет места словам. Над второй заставой воцарилось тишина.