Возле Вирджиния-стрит она заметила вывеску «Мартини бар». Снаружи, под козырьком, болтали, сбившись в кучку, курильщики. Хоть она и умоляла себя пройти мимо, но все-таки развернулась, подошла к двери, открыла ее и направилась к длинной, красного дерева стойке бара.
– Что будем пить? – спросил худой манерный парень с волосами мандаринового цвета. Железа у него на лице было столько, сколько не у каждого слесаря найдется.
– Одну текилу, – бросила она.
Осушив стопку, она заказала еще. Громкая музыка успокаивала. Она отхлебывала текилу и покачивалась в такт музыке. Вокруг болтали и смеялись. И сама она тоже словно приобщилась к этому веселью.
На табурет рядом с ней сел мужчина в дорогом итальянском костюме. Высокий и подтянутый блондин, ухоженный, со стильной стрижкой. Наверное, банкир или юрист. Для нее, разумеется, чересчур молод – вряд ли старше тридцати пяти. Сколько он, интересно, уже болтается тут, высматривая себе телочку посимпатичнее? Один бокал успел выпить или два?
Наконец он повернулся к ней. Судя по взгляду, он узнал ее, и это подкупило.
– Угостить тебя?
– Не знаю. А получится?
Неужто у нее язык заплетается? Так не пойдет. Да и соображает она уже туго.
Его взгляд переполз с ее лица на грудь и снова вернулся на лицо. Такой взгляд убивает любое притворство.
– Ну хотя бы угощу.
– Я обычно с кем попало не общаюсь, – сказала она. В последнее время рядом с ней только кто попало и крутился. Все остальные, те, кто был ей небезразличен, о ней позабыли.
Она чувствовала, как действует ксанакс, а может, то была текила. Мужчина дотронулся до ее подбородка – от ласкового прикосновения по ее телу пробежала дрожь. Какая самоуверенность, но к ней уже сто лет никто не прикасался.
– Меня зовут Трой, – сказал он.
Глядя в его голубые глаза, она ощутила бремя своего одиночества. Когда мужчина хотел ее в последний раз?
– А меня Талли Харт.
– Знаю. – И он поцеловал ее. Губы у него оказались сладковатые на вкус, отдавали ликером и сигаретами. А может, травкой. Ей захотелось раствориться в этой чувственности, растаять, точно леденец. Хотелось забыть обо всех ошибках, которые она совершала в жизни и которые привели ее сюда, к одиночеству в толпе незнакомцев.
– Поцелуй еще раз. – Она с отвращением услышала в собственном голосе мольбу. Так ее голос звучал в детстве, когда она, уткнувшись носом в стекло, ждала мать. Я какая-то неправильная, да? – спрашивала та девчонка всех желающих выслушать ее, но ответа так и не дождалась.