Я не самурай, но вряд ли какой самурай столько фантазировал на тему собственной смерти, как я. Помимо типичных самурайских вариантов гибели, я представлял, как гибну под колесами поезда, разбиваюсь в самолете, умираю от самых разных ядов, кислот, щелочей. Я воображал, как умру от удара током, ремонтируя розетку в доме, как на меня упадет оборванный провод высоковольтного кабеля и в считаные секунды превратит в уголь. Я чрезвычайно живо представлял себе, что значит быть раздавленным дорожным катком, разлететься на чипсы, будучи затянутым в двигатель самолета, погибнуть под винтом океанского лайнера.
Единственное, чего у меня не получалось, – это представить себе, каково быть насмерть зажаленным пчелами, ведь меня ни разу в жизни не кусала пчела.
Я обожаю играть со смертью. Я залезал на высоковольтные опоры и смотрел на стрекочущие, будто цикады, в вечернем воздухе провода, по которым струится невидимо ток в сотни тысяч вольт и сотни ампер. Я часами стоял возле скоростных трасс, зная, что, если сделать всего один шаг, любая из мчащихся со скоростью сто двадцать – сто сорок машин превратит меня в неряшливый красный комок.
Да, я не очень здоров. А тут еще этот сон возле улья.
Я знаю, в каких отелях окна открываются настежь даже на самых высоких этажах, помню все таблетки, которые при бесконтрольном употреблении могут привести к грустному итогу.
Сон о ледяных пчелах озаботил меня и погрузил в тоску. Я много думал, прислушивался к звукам в груди, прижимал ладонь. Раздобыл стетоскоп и слушал биение своего сердца. Представлял иней у себя внутри, морозные веточки сосудов, ледяную шерсть мускулатуры, похожие на обледенелую мозаику легкие…
Фантазия – часто очень злая муза.
Нет, я не планировал ничего плохого. Но однажды взял бидончик с керосином, коробок спичек и пришел на огород, недалеко от того улья, где увидел сон.
Вечерело. Закатное небо еле заметно ворочалось красным и серо-черным, перемешивая цвета, как художник, желающий получить некий, непонятный нам оттенок.
Трещали кузнечики, они всегда так упоительно «поют» на закате, словно пытаются добрать чего-то, что не успели взять в течение дня. Звенели первые комары, эти вечные антиподы пчел. Цвиркали в кустах вечерние птицы. Было грустно, как всегда бывает по вечерам. От улья слышался еле заметный гуд, семья готовилась ко сну. Наверное, размещаясь на ночлег, пчелы продолжали обмениваться дневными впечатлениями. Может, обсуждали внутриульевые слухи и сплетни. Может, объяснялись в любви, все же любой сон – это маленькая смерть, надо привести в порядок неотложные дела, а что может быть неотложней любви?