Сельская десять-одиннадцать - страница 4

Шрифт
Интервал


Но закон законом, а порядок порядком… так что, раз уж пришли – говорите, говорите… По ходу бесконечных прений судья больше всего боялся всхрапнуть, ибо иной раз под бесконечные адвокатские разглагольствования ни о чём задрёмывал с открытыми глазами.

Да, это гражданское дело ничего особенного из себя не представляло, за некоторыми исключениями. Исключений наблюдалось несколько, и главное из них могло показаться парадоксальным: для восстановления якобы попранных прав в суд на сей раз обратился не объегоренный, кинутый, наколотый и так далее, а как раз наоборот – обманувший!

Вот он, точнее не сам, а его сын – спокойный, молчаливый, уверенный в себе и своём праве требовать справедливости человек. Молодой, около тридцати, среднего роста и комплекции, темноволосый, с широко поставленными карими, чуть навыкате, глазами. Ими, этими почти немигающими глазами он пристально смотрит в лицо судьи, кривя губы в презрительной усмешке – знает, точно знает: закон на его стороне.

Зачитанное адвокатом истца требование справедливости очень простое: выселить из являющейся его собственностью квартиры по адресу Сельская десять-одиннадцать незаконно проживающего там мошенника. Право владения подтверждено документально, сомнений не вызывает. А закон гласит предельно ясно: проживать в не принадлежащем ему жилье гражданин может единственно с разрешения владельца этого самого жилья. У нашей стороны всё.

«Надо же, крючкотвор сегодня уложился в рекордные три минуты! И таки прав, целиком и полностью прав, шельмец! «Единственно…» Ну да, так закон и гласит. Всё, точка. Иных толкований не допускается. Значит, истец (кстати, почему-то сам себя назвавший в заявлении «истицей») одержал верх, и нахального ответчика надлежит немедленно взять под белы ручки и выставить вон? Значит, так…»

Чем же объяснит своё противоправное поведение нахал-ответчик? Он, в противоположность истцу немолодой, на пять лет старше судьи, седой мужчина, машет рукой своему адвокату: погоди, мол, я сам!.. вскакивает и бросается в бой. Но никаких мало-мальски вразумительных и документально подтверждённых доводов в своё оправдание не приводит.

Активно жестикулируя и взывая к совести отсутствующих в зале родителей истца, не очень разборчивой скороговоркой выпаливает три с лишним сотни слов: якобы квартира это – фактически его, досталась ему от ныне покойной горячо любимой мамы и тоже любимого, но ещё раньше покинувшего сей мир папы, якобы он когда-то то ли заложил, то ли продал её некоему тоже отсутствующему здесь будто бы подставному лицу исключительно с целью спасения чести и достоинства, а может, и самой жизни своего друга-одноклассника, а именно отца вот этого молодого брюнета, истца-истицы. И якобы сделка та была как бы незавершённой, то есть новый, подставной владелец недвижимости деньги ему отдал, то есть при этом их взял тот друг-одноклассник… к сожалению, то есть руководствуясь дружескими чувствами, он, то есть сегодняшний как бы ответчик, с него, то есть друга, письменного долгового обязательства, то есть векселя, то есть расписки, не взял… но ведь он, друг-одноклассник, твёрдо обещал обязательно отдать, да-да… и тот как бы новый владелец на немедленном освобождении приобретённого жилья совершенно не настаивал, одновременно великодушно согласился сохранять существующие на тот момент статусы ква, то есть кво, то есть позволил ему, теперь вынужденному быть как бы ответчиком, жить там, то есть в его родном доме, то есть квартире, сколько заблагорассудится, то есть пожизненно, и никакой оплаты, за исключением коммунальных платежей, не потребовал… а тогда была ещё жива и мама, она уже болела, хотя тогда ещё и не так тяжело, но сердце у неё было очень слабое и ей нельзя было волноваться, поэтому он в разговоре с тем другом, а разговор шёл как раз в той квартире… то есть на кухне… и поэтому он голоса не повышал и пошёл ему, то есть другу, навстречу… то есть он хочет сказать, что на самом деле он в этом деле должен быть вовсе не ответчиком, то есть как бы подсудимым, а наоборот, потерпевшим, то есть… он готов поклясться памятью матери, что никого не обманывал и не обманывает и поэтому ни в чём таком не виноват, а совсем напротив, это его обманули и тогда, и хотят как бы при посредстве суда обмануть ещё и сейчас, а это совершенно неправильно, то есть как бы несправедливо…