– Здесь у вас не все динозавры вымерли?
– Если ты про орпингтона, то это к Ленке. Она притащила с какой‑то фермерской выставки этого монстра и теперь любит его больше родного мужа.
Сильвестр сочувственно покачал головой.
– И за что мы их терпим…
– Это ты про жен или про орпингтонов?
Сильвестр начал понемногу привыкать к страшиле и даже протянул ему бутерброд с колбасой. Гигантский петух не успел поинтересоваться, что ему предлагают, как Данил подскочил к Сильвестру и выхватил бутерброд. Сильвестр уже ничему не удивлялся.
– Я не знал, что ты такой голодный, я бы сначала тебе предложил, извини.
Данил прошипел в ответ нечто нечленораздельное, потом добавил:
– Жена тебя самого скормит этому петуху, если ты ненароком испортишь ему пищеварение. Хлеб запрещен, от этого у него что‑то там бродить начинает.
– Тогда давай дадим ему колбасы, от соевых бобов ему ничего не будет.
Данил призадумался:
– Про колбасу никаких инструкций не было, можно попробовать.
Сильвестр протянул один кусок колбасы петуху, а другой быстро засунул себе в рот, чтобы потом не делиться, если колбаса вдруг петуху понравится. Петух зажал колбасу в когтях, с удовольствием отрывал куски и быстро сглатывал, так что за пару минут на полу ничего не осталось. Сильвестр открыл холодильник и достал еще порцию. Данил к тому времени справился с уборкой и присоединился к странной парочке. Вскипятив чайник и поставив на стол две чашки, он сделал неудачную попытку прогнать петуха:
– Давай, Патрик, иди к себе.
Петух уперся и твердо стоял посреди кухни, рассчитывая на добавку. Его огромный ярко‑алый гребень трясся от возмущения.
Сильвестр вместе с горячим чаем обрел душевный покой и поинтересовался:
– А почему этот монстр на кухне ночью промышляет?
Данил усмехнулся:
– Он про тебя то же самое может спросить. Ты сам‑то что делал здесь в такую рань? Не спится?
– Это для тебя рань. Уже скоро семь, самое время съесть кого‑нибудь.
Сильвестр с опаской протянул петуху последний кусок колбасы. Петух быстро выхватил добычу вытянул голову над столом, оглядел остатки трапезы и, не найдя ничего привлекательного, пошлепал по направлению к зимнему саду. Через пару минут раздался оглушительный петушиный рев. Сильвестр чуть снова не выронил чашку с горячим чаем:
– Чего это он так орет?
Данил вздохнул.
– Жена говорит, что это он поет. Распеваться он начинает с трех часов ночи, и до восьми этот будильник уже не выключается.