– Две плитки венского шоколада и мятный чай! – сказал я официанту. – И два брауни с макадамией.
Официант – ни улыбки, ни приветствия – удалился, и я едва удержался от смеха, заметив, с каким выражением Колен оглядывается вокруг, сложив губы сердечком. Мать не раз мне говорила, что в мире Полночи катастрофически не хватает роскоши и комфорта.
– Да, я думаю, что никогда не захочу возвращаться, – вздохнул Колен.
Жоэль кивнул с печальной улыбкой.
– Даже глупо говорить, что в Полночи все могло бы стать так же, если бы гоблины не захватили власть.
Моя улыбка увяла:
– Э, не увлекайтесь! Вы-то здесь как туристы, но и на этой стороне куча проблем. Войны, голод, изменение климата. От этого мира тоже смердит.
Я и вообразить не мог, что однажды буду кого-то утешать таким образом, но так уж получилось. Официант поставил на стол наши напитки и пирожные, и я сразу расплатился, чтобы он не появился второй раз у нашего стола и не пялился на лицо Жоэля.
Колен, который только что приобрел телефон, уже сообразил, что может сфотографировать свою тарелку.
– Зачем это тебе, а? – насмешливо спросил Жоэль.
– Для социальных штук, – буркнул Колен.
– Для социальных сетей?
– Точно. Если где-то имеется такая сеть, я хочу с ней связаться.
– Тебя нисколечко не беспокоит то, что тебя могут опознать? – хмыкнул Жоэль.
Колен бросил на него сердитый взгляд и отложил телефон.
– Сети – это культура. Нельзя смеяться над чьей-либо культурой.
– Да не сердись ты так, я в жизни себе такого не позволю!
Я улыбался, слушая, как Колен восторгается сладостью шоколада.
А ведь чуть более двух часов назад я боялся, что после выходки Люка он с нами уже никогда и знаться не захочет.
А вот и нет.
Когда мы с Жоэлем вернулись из подземелья, Колен ждал нас у дверей столовой с пылающими щеками, скрестив руки на груди. Едва мы одолели последнюю ступеньку, как он набросился на лича, сообщая ему в выражениях не слишком изящных все, что о нем думает. Жоэль перебил его тираду на полуслове, протянув ему купюру в двести евро, и извинился за поведение своего кузена; этого хватило, чтобы Колен все простил.