Я гляжу на пустой рукав своей пижамы, свисающий, как простыня из окна. Я уже пережил траур по пропавшей руке (ну, не совсем) и больше не сержусь (ну, почти). Но бывают моменты, вот как сейчас, когда все вдруг наваливается снова и от неожиданности становится очень больно.
Выдыхаю. Хватит оплакивать свою судьбу. Честно говоря, я считаю, что у меня есть на это полное право, но Эйр все твердит, что ее уже достало мое хныканье. Что ж, устами младенца глаголет истина, а она хоть и не младенец, но невыносимая ДЕВЧОНКА…
«Уймись, Симеон», – заклинаю я самого себя, борясь с новым приливом раздражения, от которого мои десны обдает жаром. Тише, тише, тише…
Хотя и было бы круто продемонстрировать всем прорезавшиеся клыки и вычеркнуть этот пункт из списка этапов моего вампирского созревания, момент для этого пока неподходящий. Извините за долгие отступления, но теперь я не могу откладывать исполнение своей миссии.
Эйр, у которой имеется свое мнение решительно обо всем, считает эту миссию совершенно бесполезной. Ее послушать – я делаю из мухи слона. Если учесть, что моя лучшая подружка спит в одной комнате с демоном, тут не слона, а мамонта сделаешь.
…Ага, пожалуй, нужно начинать отсюда. Позвольте мне продолжить.
Все эти пять месяцев подряд каждое утро на заре я проскальзываю в коридор, ведущий к спальням девочек моего курса. Когда я рискнул проникнуть туда впервые, меня удивило, что из-за дверей доносятся те же звуки, что и на стороне мальчиков: похрапывание, сопение, невнятные вскрики и прочее. Только такой идиот, как я, мог вообразить, будто девочки во сне напевают колыбельные и нежно посвистывают носиками!
Эти мистические представления о коридоре, протянувшемся по другую сторону общего зала первого курса, развеялись после первого же посещения. Я, кажется, постиг тайну жизни: по сути мы все одинаковы. Никто не ест несвежие пирожные, никто не сопротивляется перьевым клещам в подушке, а совмещенные туалеты – это окопы на линии интимного боевого соприкосновения, где поколение за поколением получает моральные травмы.
Короче говоря, я, Симеон, пятнадцати лет и семи месяцев от роду, пробравшись в этот уголок, абсолютно запретный для мальчиков, чихнул не намного громче автомобильного гудка.
– Симеон! – вскрикивает незнакомый голос за одной из дверей. Я делаю вывод, что меня воспринимают скорее как помеху, чем угрозу.