Когда я одержу победу над собой и своими моральными принципами, то смогу беспрепятственно слушать даже самые безумные высказывания. Но я знал, что непрошенный опыт порой оказывается куда полезнее, чем любой урок.
Я не стал больше лепить снеговика. В этот раз Кесслер не смог дойти до цели. Ему нужно было всё обдумать. И то, о чем он думал, я постеснялся переносить на бумагу.
Блуждая по закоулкам нашего холма, вдыхая свежий воздух с еловыми нотками, доносившимися от пихт, выстроившихся вдоль забора, я наткнулся на сарайчик подмастерья. Из-за стен доносился звон ударов молотка по железу. Недавно я вспоминал, как мечтал о железной дороге, но родители решили, что остров мне намного нужнее. Но я стал подростком, мои силы и знания прибавились, как и понимание того, что для исполнения своих желаний в этом мире существует только я сам. И этот же самый я – единственный, кто защитит себя. Ведь, родившись без друзей в лице семьи, это единственный способ выйти в открытый океан.
Нужно лишь довести свой жизненный корабль до автоматического управления, собирая опыт, недоступный от родителей, но рождённый наблюдением за чужими ошибками и общением с теми, кто познал жизнь. Я получу свою железную дорогу, как и ту жизнь, которую жажду, – жизнь без границ, что так упорно отказывается мне даровать эта среда.
Не я стал инициатором того необъяснимого, премерзкого отношения, что обрушили на меня сестра и брат. Их взгляды, их самовоспитание – вот истинный источник. И когда я достигну желаемого, ни одному из них не позволю прикоснуться к моей жизни.
Слуга по имени Бернд, пряча папироску в уголке рта, выпрямлял молотком дверную петлю, странно изогнутую, будто сломанную пополам. Горячий воздух сарая обжёг моё замёрзшее лицо, и оно тут же заныло от холода. Маленькую войну противоречивых ощущений на щеках я прекратил, потерев лицо ладонями. Шмыгнув носом, я подошёл ближе.
– Зря суётесь, барчонок, – бросил он мне через плечо грудным, низким голосом.
– И почему же зря? – спросил я, снимая шапку и тут же отряхивая с неё налипший снег.
– Испачкаетесь, мать ругать будет, – хмыкнул он, не отрываясь от работы.
Я подошёл ближе, аккуратно выглядывая из-за его мощного туловища, закрывавшего обзор на печку. Начало щипать бедра и кожу на руках, и я понял, что начинаю замерзать от мокрого снега, пропитавшего одежду. Обойдя Бернда, я подошёл к печке и вытянул руки, пытаясь согреться.