– Ты быстро, – отложив какие-то бумаги в сторону, проговорил отец Фёдор, поднимая голову.
– Мне не во что переодеться, – сразу же озвучил я свою проблему.
– Действительно, как-то вылетело из головы. Ладно, я решу эту проблему в ближайшее время, – кивнул он. – Владимир Васильевич отчитался, сказал, что ты в хорошей физической форме, несмотря на полное магическое истощение, – проговорил он. – Разумеется, истинную причину твоего длительного пребывания в бессознательном состоянии ему никто не сказал.
– Хорошо. Раз я здесь, что именно вы хотели обсудить со мной после обеда?
– Пойдём, – он поднялся и вышел из-за стола, проходя мимо меня на выход. Подождав, пока я выйду следом за ним, он запер двери и медленно пошёл вниз, сворачивая в один из коридоров.
– Ох, не нравится мне всё это, – простонал Павел.
Я мысленно с ним согласился. По этому коридору я уже несколько раз прогуливался. И вёл он в те злополучные теплицы, где я отрабатывал своё наказание за драку с младшим Репниным.
Только вот он выглядел в то время вполне прилично, а не так, словно его бомбили несколько недель. Стены местами облупились, пол кое-где был вздут и покрыт глубокими трещинами. И чем дальше мы продвигались, тем больше разрушений было вокруг. Дверей, ведущих в теплицы, вообще не оказалось на месте. На их месте зияла огромная дыра, через которую пробивалась какая-то густая трава, практически полностью перекрывающая вход.
– А теперь объясни мне, Михаил, что именно ты тогда сделал с этой дьявольской морковкой, что никто из клириков и приглашённых магов, включая твоего отца, не смогли разобраться с наложенными на неё чарами, – донёсся до меня недовольный голос настоятеля, когда он резко остановился, указывая на вход рукой. Он медленно повернулся в моём направлении и пристально посмотрел на меня, ожидая ответа.
– Проредил, вроде это так называется, – неуверенно проговорил я.
– Хм, надо же. Выглядит это обычно не так. Почему ты не исправил всё сразу, как только старший клирик показал тебе, во что превратились твои эксперименты.
– Я не подумал, что она продолжит расти, – честно ответил я, вспоминая, а почему, собственно говоря, Паша ничего не сделал? Никаких дельных воспоминаний на ум не приходило, поэтому я только сокрушённо покачал головой и глубоко вздохнул, принимая вид полного раскаяния.