В холодильнике Кая не труп. Неизвестная науке форма жизни завелась в сковородке с чем-то, что уже никогда и никто не сможет идентифицировать как пищу.
Мы ужинаем пиццей, которую привозят к восьми. К десяти Кай засыпает перед телевизором в гостиной, а я решаю, что завтра, когда он проснётся, его будет ждать сюрприз. Доставка продуктов ещё работает, так что заказать нужное – дело пяти минут.
Сюрприз будет приятным, готовить люблю, спать совсем не хочется. Так почему нет?
Василиса
Ароматно пахнет куриный бульон.
Наушник-капелька валяется на глянцевой поверхности разделочного стола.
Сердце отбивает рваный ритм.
В метре от меня стоит Виктор Бестужев. Это он, а не охранник или управляющий.
Столкновения с этим человеком похожи на падение в Черное море. В детстве на одном из диких пляжей мы делали так… Солдатиком срывались с отвеса на невысокой горе. Полет. Падение. Вода поглощает тебя. Сначала мне было страшно. Потом – интересно. А потом втянулась так, что каждое лето бегала тайком от родителей на тот пляж. Но я больше не бесстрашный глупый сорванец, начисто лишенный чувства самосохранения. Теперь я – сплошной комок нервов и страхов. Сегодня и близко не подошла бы к обрыву.
Взгляд хаотично мечется по фигуре, сливающейся с сумраком комнаты. И всё как днем, в галерее. Все те же сложенные на груди руки, широкий разворот плеч и надменное выражение лица, ясно дающее понять, что мне здесь не рады.
Нет, не море. Море так не пугает даже в шторм. Это океан. Никто в здраво уме не сиганет в океан.
Мне настолько, черт возьми, стыдно, что щеки, шея, не прикрытые ничем ноги, каждый миллиметр кожи горят адским огнём. Словно под кожей движутся слои магмы из этого чувства. Как это вообще возможно?! Он даже ничего не сказал.
Просто прожигает немигающим взглядом невозможно долгую минуту, а может и две.
Давайте уже, скажите что-нибудь!
И мужчина словно слышит мой мысленный крик.
– Где Кай, Василиса? – Голос звучит ровно, но вибрирующее в нём напряжение заряжает воздух электричеством. Пристальный взгляд вкупе со сдерживаемой странной эмоцией, похожей на раздражение, заставляет наконец-то выдохнуть, отпустить футболку и расправить плечи. И сердце возвращается в строй.
Я не сделала ничего такого, за что он мог бы смотреть на меня с этим-своим-дурацким презрением. Мне нечего стыдиться.