Ганс сидел за одним из столов и разбирал бочку. В углу за столом был какой-то рыцарь и, казалось, дремал. Из приоткрытой двери доносился шум улицы, стук колёс повозки о мостовую, смех детей и отдельные фразы из разговоров путников, горожан и торговцев. Я тихо подкрался к Гансу и присел напротив.
Он мне кивнул и вырвал ржавый гвоздь из доски
– Совсем прохудилась, – очень тихо пояснил друг, кивая на тонкие, потемневшие деревяшки. – Эмма, пока ушла с Мэри на рынок, будут ближе к обеду. Я пока ей ничего не говорил, хоть она и пыталась узнать, что мы решили.
Я кивнул и тупо уставился в столешницу. Впереди были ещё одни переговоры, и вряд ли они пройдут спокойно. Эмма наверняка будет пытаться заручиться моей поддержкой и выторговать у отца условия получше. А если я не сглажу её разгорячённые порывы, то и вчерашнее предложение о простых заданиях ей не светит.
– Я тогда заварю себе чаю, если ты не против.
Ганс кивнул и отбросил в сторону обруч. Деревянная бочка постепенно поддавалась и разбиралась на составные части. Мне стало как-то не по себе от того, как легко, голыми руками он вырывает гвозди и ломает пусть и истрепавшие, но толстые деревянные брусы. И после этого говорит о своей мягкой и нежной дочке? Да она твоя копия, только что уменьшенная, кого угодно разделает под орех.