– Иди! – рявкнул директор страшным голосом, каким привык орать приказ «Руками не трогать!», пресекая порчу музейного имущества очередным шаловливым сорванцом.
Девчонка убежала. Тимофей Петрович облегчённо вздохнул, потёр ладонью грудь и продолжил чистить наждачной бумагой кость какого-то древнего животного.
На следующий день в музей пришёл участковый Клопов.
– Петрович, – спросил он, утирая серым носовым платком пот со лба, – к тебе вчера практикантка приходила?
– Приходила, – отозвался Тимофей Петрович, показывая всем своим видом абсолютное отсутствие желания разговаривать.
– И где она? – милиционер убрал платок в карман и стал разглядывать портрет старика во фраке. Этот портрет достался музею после смерти председателя месткома фабрики валеной обуви, некогда служившего управлящим у одного из здешних помещиков.
– Кто?
– Практикантка.
– А я откуда знаю? – пожал плечами директор музея. – Она как пришла, так и ушла… Дома, поди…
– Не приходила она домой, – милиционер почесал спину. – Продавщица соседнего магазина видела, как она к тебе входила, а вот как выходила – никто не видел. Где девчонка?
– Не знаю.
– Показывай подвал!
– Это ещё зачем?
– Показывай, тебе говорят! – участковый хлопнул себя ладонью по тому месту, где у офицеров обычно висит кобура, давая понять этим жестом всю серьёзность своих намерений. – Слухи ходят нехорошие в городе о музее твоём…
– Какие ещё слухи? – исподлобья глянул на участкового директор. – Мне скрывать нечего. Пошли.
Музей находился в старом доме купца самой средней руки даже по масштабам заштатного города. Но был в доме и подвал, где раньше хранились непроданные товары, а теперь экспонаты музейного фонда. Участковый внимательно осмотрел лестницу, пол, ящики и разочарованно вздохнул. Он, видимо, ожидал здесь найти следы тяжкого преступления, а обнаружил только паутину, пыль и следы мышиной жизнедеятельности.
Милиционер ушёл, а директор возвратился к своему столу и продолжил чистить полировальной пастой старинный меч. И чистил до тех пор, пока не услышал чей-то вздох.