– Что-то с Клэр?
Это, пожалуй, было единственным объяснением подавленного состояния Рейфа и повышенного интереса к ее особенностям.
– У нее миокардит с развитием дилатационной кардиомиопатии, – глухо ответил Рейф.
– Есть перевод для простых смертных?
– Воспаление сердца.
– Я думала, такое только от любви бывает, – попыталась пошутить Кира, но Рейф пялился в окно и на слова не среагировал.
– Нарушения работы миокарда пока не усиливаются, прогнозы хорошие, но всегда есть риск, что какая-нибудь инфекция изменит течение болезни. Или беременность, не будет же она вечно бегать с подружками по магазинам.
Кира хмыкнула над тем, что будущий дедушка поставил инфекции и беременность в один ряд, хотя сама с таким подходом была согласна.
– Поговоришь с нашим доктором? – Рейф будто вынырнул из-под тяжелых вод размышлений и поглядел на нее ясными глазами. – Может, ты смогла бы помочь. Сделать ей вливание своей крови, ну, знаешь, как теперь в клиниках клыкастых делают. – Он скривился, словно говорил о чем-то противном.
– Я не вампир, – напомнила Кира, чувствуя себя неуютно.
– Знаю.
Мысль о взаимодействии с сердечной недостаточностью под присмотром врачей и федерала холодила пятки и побуждала слинять из города первым же рейсом, несмотря на то, что федерал был свой и об особенностях ее организма осведомленный.
– Я могу быть носителем десятка болезней и даже не знать об этом. Уверен, что стоит переливать дочери такой ерш?
– Кровь можно проверить, сделав тесты.
– Сто лет назад не умели определять вирус гепатита.
– Определяют сейчас и не только это … – Рейф заглох в середине фразы, как старый автомобильный двигатель.
Кира заметила, что он и в самом деле постарел. Белые виски уже не контрастировали со смуглым лицом, он как будто выцвел. Утратил что-то ценное, что прежде делало его полным энергии, жизни, стремлений. Кира сказала бы, что он сдался, если бы мало его знала, однако выглядел федерал потрепано.
Ей стало грустно. За окном тускло серело утро. Ветреная, сырая зима в Чикаго по ее меркам была весьма неприятной, и необходимость встречать ее тут, а не дома вызывала сложные эмоции. Новость о дочери Рейфа и вовсе раскрасила день липкими пятнами безнадеги. Не спасал даже бодрый запах кофе, смешанного с корицей и сладкими сиропами. Звуки городского утра, постепенно заполняющие кафе, еще сильнее подчеркивали возрастную усталость федерала и Кирину молодость, замершую на паузе на многие десятилетия. Жизнь словно обтекала ее, не оставляя следов снаружи, но клеймя прожитыми годами внутри, и порой это было даже хуже. Внешняя молодость частенько давала людям повод сомневаться в ее уме и праве на мнение. Среди вампиров Кира чувствовала себя уместнее; клыкастые хорошо понимали насколько обманчивой бывает внешность.