– А почему я за них работу делать должна? – ощетинилась Кира.
– Не шипи, просто спросил. Что узнала?
– Что акриловая краска хорошо липнет. Как думаешь, куртка отстирается?
– По делу.
– Военных могил на Сен-Люк не много, найти их легко, так что зря твои коллеги в бумажках имена затирали. Там даже фотка есть на обелиске. Моего стрелка, если верить документам, среди них нет. Есть какой-то четвертый, который не умер, как ожидалось, а овампирился. За это могилу и изгадили, она объединенная.
Рейф нахмурился, на мгновение сделался каким-то измученным и темным. Горькая складка возле губ опустила их уголки вниз, глубокая морщина пролегла между бровей.
– Не складывается, – буркнул он мрачно.
– Складывается, – возразила Кира. – Что сделает морпех с клыками, если все военные и силовые структуры вампиров дискриминируют?
– Никто их не дискриминирует. Нашла ущемленцев! – мгновенно вспыхнул негодованием Рейф. – Можно жить как все.
– Если человек привык убивать, он не станет печь лимонные пироги и приглашать соседей на барбекю по воскресеньям. Он продолжит делать то, что умеет.
– Если человек привык убивать, он должен сидеть в камере.
Кира покосилась на федерала с сомнением, прикидывая, может ли он так сильно заблуждаться на ее счет, но это допущение проходило на фантастическое.
– Я не то, чтобы отстаиваю права вампиров, – протянула она вкрадчиво. – Но им тоже надо где-то жить и что-то есть. Когда ты в один момент лишаешься сразу всего, бывает трудно с этими задачами справиться, не замарав руки.
– Не понял. Ты кого выгораживаешь? – Рейф снова нахмурился. – У жизни есть правила. Даже у вампиров должны быть моральные стандарты.
– Поголодай пару месяцев, побираясь по помойкам в какой-нибудь жопе мира, потом обсудим моральные стандарты и правила, – резко посоветовала Кира. – Поехали.
В машине воцарилась пустая, напряженная тишина, похожая на предвестник мороза, ударяющего внезапно, ледяным молотом. Рейф недовольно сопел, хмурясь и морщась одновременно, но Кира старательно делала вид, что не замечает этого. Пялилась в боковое зеркало так, словно они уже ехали, и через несколько минут Рейф уступил. Завел двигатель и вырулил с парковки, вливаясь в плотный поток машин.
Мимо плыли такси, рассекая лужи шинами и разбрызгивая снежную кашу на тротуары. Тусклый, пасмурный свет стекал по ним разводами краски, превращался в водянистый серый, прилипал к темному асфальту. День за окном неумолимо скатывался в вечер, истрепанный как старый носовой платок, который жалко выкинуть и стыдно использовать. Погода играла сонату усталой обреченности, словно предрекала всем, кого застала на улицах, печальную участь. Изредка в тоскливом до минор мелькала внезапная звонкая нотка – желтый зонтик, пестрое пальто, яркая вывеска – но мрачная тональность замазывала их, как холст грязью…