– Ох, не знаю. Велел матери смотреть за ней, наблюдать. С ребёнком одних не оставлять. Сказал, с того света вытащил. Мало ли, что теперь? Но хозяев, видишь, узнала сразу.
– А меня чуть не искусала. Хорошо намордник одели. А к Федору вроде как привыкла. Но на тебя и сегодня нападала.
– Это нормально. Я ж ей больно делал. А она собака, помнит, значит.
– Мне кажется, злее точно стала.
– Главное, чтоб в остальном адекватная. А на нас само собой будет злая.
– Да обычная она собака.
– Нет, Стюша, не обычная. Она четыре месяца трупом была…
На сегодня они завершили все дела, а до вечера оставалось довольно много времени.
– Что приготовить на ужин?
– Ты же знаешь, мне всё равно. Из твоих рук даже яд приму. А послезавтра, к ужину, приготовь, пожалуйста, жюльен.
Пистимея медленно опустилась на стул.
– Для него? Ты всё-таки решился?
– Да, в ночь на Ивана Купала, 23го. Он очень любил жюльен.
– Вася (она часто называла его так, наедине, чтобы не ломать язык), может, рано ещё?
– Может, и рано. А, может, и поздно уже. Знать бы…
– Давай попробуем ещё раз. С женщиной. Или с мальчишкой. С ним даже лучше, ситуация сильно похожая. Давай, Вась. Я чувствую. Должно получиться.
– Не знаю. Если не получится с ними, боюсь, я не смогу потом подойти к нему. И так руки опускаются.
– Но смотри, с собакой-то всё отлично получилось. Раны будто не было. И очнулась сразу. И Фёдор тоже. А ведь он намного дольше был мёртв. К тому же первый наш опыт.
– Потому и боюсь. С Федькой сама видишь, что стало. А ведь каким бизнесом ворочал. А остальные? Сколько зарыли? Очень, очень боюсь я Стюша. Боюсь время потерять, и вдруг могилы найдут. Или Федьку узнают. Тогда на нас выйдут, и я не успею. И будить боюсь.
– Васенька, милый. – Пистимея погладила его по руке. – Да никто его не узнает, и искать давно перестали. А те, кто убил да зарыл, о нём и думать позабыли. Сам – скотина бессловесная, дурачок приблудный, какой с него спрос. А спросят – ответа не дождутся. Да если до ДНК вдруг додумаются, то все вокруг прекрасно знают, как мы его подобрали, пригрели из милости. В том и вся наша вина. А ему чтоль плохо живётся? Изухрястался весь, непосильным-то трудом, пузо отлёживать. И кто на тебя, подумать что плохое осмелится, после всего, что ты для людей делаешь…
– Ладно, Стюша, ладно. Я всё время думаю, что если и ОН таким же проснётся?