– Да я, понимаю, Лариса. Все правильно ты говоришь. Надо. Но чувствую я себя сейчас скверно. Нет никакого желания встретиться сейчас с отцом.
– Когда – то надо, Володя, с ним встретиться. Не откладывай на потом. Дождись администрации. Все будет у тебя хорошо, Володя. Я жду тебя.
– Спасибо, Лариса.
После разговора с нею, а и правда, легче ему стало дышать, от этого деревенского, утрешнего воздуха. Рядом с администрацией, недалеко, ухали, сброшенными листьями, вымахавшие тополя. Ветер, все же был. Он забыл надеть поверх свитера, куртку, потому чуть продрог. Пальцы у него даже онемели, от прохлады утра. Зябко повел руками по плечам, и не произвольно, зевнул. Сказывалось, видимо. В поезде он не спал. Всю ночь просидел у купейной стенки вагона, думая о всякой всячине, что взбредало ему в голову. То ему, казалось, письмо, который он получил якобы от мамы, кто – то сильно над ним пошутил. То, наворачивались, просто так, на глазах у него слезы. И потому ему было неудобно, перед другими пассажирами. Конечно, он старался прятать козырьком ладони, эти свои слезы, катящиеся у него из глаз. Измучился он, поэтому в поезде. А сейчас – т о, что делать ему? Выходит, как Моно Лиза посоветовала, надо ему, все же, дождаться администрации. Он ведь, от этой встречи с отцом, ничего не терял. А лишний раз, посмотреть ему в глаза, может это в дальнейшем, возможно и пригодится. Он же журналист, обязан знать, как другие, в этих непростых делах, ведут себя. Это ему и любопытно, да и знать, потаенные мысли отца, ему не вредно. Он же, не совсем уж пропавший, вроде. Понимает, видимо. Сын, все же он ему. И он, конечно, за неё, не откажется от него. Да это, было бы дико. Поэтому ему, он знает, не надо слишком волноваться, с этой вынужденной встречей с отцом.
Наконец, прошел мимо администрации, школьник, спешивший в школу. Следом, другие потянулись. Улица стала наполняться людскими голосами. Ожила деревня. Не умерла, оказывается, она еще. Замшелые либералы, со своими думскими законами, еще не совсем успели сломать её хребет. Вдали, у опушки леса, неожиданно грохнул колоколами, монастырская церковь. Звон его, долго еще эхом, ударялся по деревне. Выходит, время уже восемь. Сверился с часами и он, что у него на левой руке. Недолго ему теперь ждать. Это же не город. Там администрация начинает работать с девяти утра. А тут деревня… Но, видимо, и тут, изменились порядки. А пока он, что ж, встанет тут в сторонке у косяка, прислонившись спиною к двери, закурит свою очередную сигарету, до прихода администрации. Ему теперь, некуда торопиться. Дома, ему делать уже нечего. Там тоскливо без матери, пусто. А тут он, хоть понаблюдает, за жизнью своей деревни. Он же журналист. Может быть, очерк какой, о деревне напишет. Зачем ему терять время. Ну, и, что ему, чуть прохладно. Так всегда бывает по утрам. Скоро, выглянет солнышко. Потеплеет, может чуть. Хотя и осень, уже конец сентября, но лето еще не закончился. Лето сухая была, горели леса вокруг. Дождь, если и капнет вдруг на землю, зачем ему от этого бояться. Надо воспринимать, как она и есть. Так думает он сейчас, вдыхая вместе дымом сигареты, этот утрешний загустевший воздух. Тоскливо, конечно, ему тут одному. Ведь он человеком был, как мотор, бегающий, по утрам в редакцию газеты: на летучку, и в университет. Всегда был подвижным. А тут он, находился, как бы заглохший мотор. Стоит, сам не знает, зачем стоит. Добежать бы ему сейчас до отца, поговорить с ним, нет, прирос к этому косяку двери администрации. Непривычно ему тут, или ему только это, кажется? Сигарета выкурена. За следующим лазить в карман, а стоит ли ему это делать? Во рту у него, будто мухи «наследили» язык – горечь. Слюнки даже, у него загустели, от этого табака. Ему еще, после как переговорит с отцом, надо еще будет добежать до магазина, купить бутылку водки, а дома, помянуть маму. Но завтра, он точно уж, уедет. Казалось, невольно, он в своей малой родине, как бы чужой, как и гражданам сейчас, у этого сообщества. Родина, будто, а и правда, стала, для всех сегодня, мачехой. Поэтому, больше у него нет сил, торчать в своей деревне. Скорее бы в город, в университет, своим ребятам, к Моне Лизе. Надо ему, все же позвонить было и к Маринке. Как – то, не серьезно с нею он поступает. Знал он ведь её телефон. Кто его там, тормознул не предупредить, что он срочно уезжает в свою деревню? Или тот, конфуз, происшедший с ним, там по дороге в редакцию, или все же участь Моно Лизы, которая в то утро, не прошла мимо него. «Жизнь, такая она штука, не разберешь сразу», – говорит это вслух Куренков, закуривая свою очередную сигарету. Подкуривая сигарету, он услышал сначала голоса, идущие в его сторону людей. Потом, когда они вышли, из – за угла забора администрации, увидел по протоптанной тропе, впереди отца, следом, чуть отставшего от него, и эту Люду.