Я вспоминаю патрульную машину и жалею, что слушала музыку, а не новостной канал. Что там стряслось? Он уже кого-то убил? Кто он? Грабитель? Насильник? Недружелюбный сосед? Маньяк? Тайный поклонник Зои? Орнитолог-любитель, отправившийся в конце ноября наблюдать за жизнью птиц?
В моей голове роятся самые немыслимые предположения. Дом стоит на отшибе – до ближайшего поселка десятки миль, кругом сплошной глухой лес. Здесь только мы трое – я, Зои и он. И его возможные сообщники, таящиеся в темноте или каком-нибудь жутком фургоне для похищений, припаркованном в укромном месте.
Я сильно сомневаюсь, что у Зои есть сигнализация или какая-то охранная система. Она всю жизнь провела в сытости, достатке и комфорте. Она и не представляет себе, как опасен этот мир. Она никогда не держала в руках оружия. Она никогда не сталкивалась с насилием, жестокостью и тьмой.
Кроме меня. Я была ее тьмой – ее ручным островком тьмы. Но я никогда не желала ей зла. Я лишь создавала рядом тень, чтобы она ярче сияла. Теперь она одна. Беспомощная. Неподготовленная к тем вещам, о которых я не успела ей рассказать.
Очевидно, я должна ей помочь. Я должна спасти Зои: за этим я и здесь. Она же спасала меня.
Мне некогда пускаться в размышления, но будь у меня время, я бы проследила причинно-следственную связь – она написала мне, потому что испугалась. Может она видела этого типа? Может ее пост, ее прогулки перед окном в свитере на голое тело, ее посиделки с кружкой какао – лишь спектакль, чтобы усыпить бдительность преследователя, пока она не позвонит в полицию? Зои не глупа.
Но где же тогда, черт возьми, полиция? Почему они еще не приехали сюда, а ошиваются на шоссе?
Я решаю вернуться к машине и набрать им. Здесь слишком тихо – этот стремный мужик мигом заметит мое присутствие, если я сделаю звонок. Я крадусь через лес, крепко сжимая телефон, аккуратно обходя коряги и колючие ветки. Я жалею, что у меня нет ни оружия, ни разрешения на его ношение, но в багажнике запросто найдется что-то пригодное для самообороны. В сумке с инструментами есть старый разводной ключ – только им и можно развинтить ржавые болты в моей колымаге. А мне частенько приходится заглядывать под капот, чтобы хоть немного продлить ее – не жизнь, но посмертие.
Увы, моя обувь не предназначена для таких прогулок. Кроссовки очень старые, их подошва стертая и скользкая. Еще в Нью-Йорке они частенько становились причиной моих конфузов и нелепых падений на асфальт. Когда я ступаю на каменистую породу, чуть припорошенную снегом, у меня нет шансов устоять на ногах. Я взмахиваю руками, обламываю ближайшие ветки с оглушительным треском и падаю. Я не могу встать и барахтаюсь в сугробе, и все, на что меня хватает – это проехаться грудью вперед по склону, чтобы подобрать упавший телефон.