«Так дело не пойдет», – приходит в голову, когда я в очередной раз скатываюсь на пол. Со мной сползают подушки-буханки – диван кожаный, скользкий, новогрузинский стиль. Я поправляю их, и засыпаю вновь, и падаю в дурную похотливую бесконечность.
Кончилось дело, конечно, тем, что сутки перевернулись, словно песочные часики. В детстве у меня были такие, только вместо песка падали через узкое горлышко набрякшие синие капли какого-то геля. Время – это вязкие синие капли, ничего больше. Я засыпаю все позже, закрываясь подушками от рассвета, и встаю, когда солнце уже покидает свой пост, садясь за разрушенный театр.
Я приехала сюда по делам.
Главный режиссер сказал: а давай-ка дуй в Тифлис. Собирать фактуру, «цветные стеклышки» – он так это называет. Кажется, восточное опять входит в моду, ну или мода приходит на восток. Какие-то передовые техноклубы наоткрывали, молекулярная кухня, электрокары. Мне это все неинтересно. Я изнываю от скуки, от расхлябанности, от их оскорбленной гордости. От мира они отстают лет на пятьсот: стремятся друг с другом кучковаться, липнуть, как огромная, залитая аджикой молекула.
Мне сняли квартиру в самом центре, и понеслась рабочая жизнь со звонками и бесконечными скучными текстами. На одиночество я не жалуюсь – это хорошо, я дышать не могу, когда рядом другой. Но в двадцатых числах…
Поделилась переживаниями с главным, он только рассмеялся: «Воздержание хорошо, когда придумываешь сюжет. Распыляться не нужно, успеешь еще». Распыляйся не распыляйся, а ни черта не идет в голову. Жир, жир, жир – тут сплошной фальшивый жир для туриста. Настоящего мяса нет. Снимать и описывать нечего, но признаться в этом пока нельзя. Вот утолю жажду и разберусь с этой странной командировкой.
27 СЕНТЯБРЯ
Никого. Ничего.
Это и про сценарий, и про похоть.
Заходил знакомый оператор со своей девушкой. Пришлось хотя бы чуть-чуть убраться в квартире: распихать манатки в шкаф и комод, отмыть стол от чайных следов. Одна кружка приклеилась, что-то липкое было на дне. А внутри оса утонула.
Оператор огромный, задевает головой потолок. Лицом похож на статую с острова Пасхи. Одолжил у меня пленочную камеру, хочет в горах снимать пастухов и баранов. Вышла с ними из дома, пошли пешком в центр: там есть дворик, где торгуют посудой и древними люстрами; всё в бликах, легонько позвякивает хрусталь. Одна торговка втюхала мне крохотный заварочный чайник, синяя глазурь и золотые узоры. Как будто волшебный, загадать желание. Домой вернулась полная сил и даже кое-что записала.