– Процветания вашему дому, уважаемые дисы, дье Фрейдерин, – сказал воспитанный Хенрик, пока я всё никак не могла заставить себя представить его собственным женихом. – Улле много рассказывала о вас, да и Торви тоже.
– Я ведь говорил, что Хенрик – мой друг, – вмешался огневик.
– Говорил, – подтвердила бабуля. – Меня больше занимает, почему молчала Улле.
И тут Хенрик, не сходя с места и даже не успев толком раздеться, выдал только что сочинённую историю про внезапно вспыхнувшие между нами чувства. И про Андерса, который целовался в подсобке с Микки, тоже.
– Сами понимаете, я не мог упустить такой шанс и тут же сделал Улле предложение.
– А она? – строго уточнила бабуля, глядя прямо на меня.
– А я согласилась, – наконец я заставила себя и сказала вслух эту откровенную ложь. – Бабушка, я всё понимаю, но…
– Эх, молодёжь, – удачно ввернул дядя Дьюри. – Пойдёмте-ка к столу, что у порога стоять.
Ильса, её мать и Торви радостно его поддержали, а бабуля велела мне не стоять столбом, а помочь жениху пристроить одежду, и даже лично выдала ему тёплые меховые тапки.
– Благодарю, диса Фрейдерин, – Хенрик вёл себя, как полагается, и бабуля сменила гнев на милость.
– Можешь называть меня бабулей Фрейдерин, – разрешила она.
– Вы очень добры, – улыбнулся ей Хенрик. – Теперь я понимаю, в кого Улле такая отзывчивая.
– Ладно, парень, считай, что я ничего не заметила, но впредь льсти аккуратней, – выдала бабуля вполне доброжелательно. – Так ты в самом деле внук первого советника?
– Да, – просто ответил Хенрик.
– Бабушка! – я постаралась вложить в голос как можно больше укоризны.
– Я уж двадцать два года бабушка, – ответила она. – И наконец-то вижу: вышел с этого толк. Пойдёмте-ка и правда к столу.
Ужин удался на славу. Даже младшие кузены вели себя идеально, не кричали «тили-тили-тесто» и не встревали во взрослые разговоры. Хельга и вовсе смотрела то на Торви, то на Хенрика с восторгом, переходящим в благоговение, потому что то один, то другой заставляли салфетки летать, а вилки малышни плясать.
Дядя Дьюри в итоге снял пиджак и притащил заветную бутылку с настойкой на девяносто пяти травах и четырёх корешках, которую в семье готовили исключительно на праздники и не всякому родственнику предлагали.
Тётя Эйса получила за свой пирог с потрошками столько комплиментов от двух голодных магов, что даже не возражала, когда дядя пошёл за второй бутылкой.