не делала ничего из длинного списка дел, про которые годами говорила, что обязательно возьмусь за них, как только у меня появится свободное время.
Вместо этого я бросила все силы на то, чтобы исчерпать Netflix. Я уговорила мужа, и мы часами играли в «Пандемию» – это такая настольная игра, где спасаешь мир от вспышки вируса. Я объедалась как свинья, пила больше нормы. В моменты же внутреннего затишья, когда мне удавалось помедитировать, сложив ладони на пупке, выпиравшем все дальше и дальше, я ловила себя на том, что задаю себе тот самый вопрос, который когда-то побудил меня избрать свою научную дисциплину.
Почему я такая?
Прагматически ответ очень прост, а биологически и физиологически настолько сложен, что впору заполнить книгами целый шкаф.
Такой меня делает мой мозг.
Я помню тот миг, когда это откровение настигло меня, и помню, как быстро и необратимо оно перевернуло мою жизнь. Мне было 19 лет, и я, насмотревшись «Доктора Дуги Хаузера» (это такой сериал про юного врача-вундеркинда), твердо решила поступать в медицинскую школу. Чтобы выполнить последнее из списка требований для поступления, я записалась на курсы психологии в муниципальном колледже, где расписание не мешало моей основной работе (я продавала обувь в магазине Kinney в торговом центре). И на первом занятии лектор рассказал нам историю Финеаса Гейджа.
Гейдж был железнодорожным рабочим и в 1848 году допустил ошибку, из-за которой его голову пронзил железный штырь – прошел через левую щеку и вышел из макушки. При этом штырь вышиб существенный кусок мозга Гейджа. Выжить после такой травмы даже при нынешнем уровне медицинской помощи – само по себе достижение, поэтому то, что Гейдж после этого несчастного случая буквально встал и пошел, просто невероятно. В дальнейшем многие его физические и интеллектуальные способности «вернулись к норме». Однако повреждение лобной доли привело к фундаментальным и необратимым изменениям личности[1]. Раньше Гейдж был солидным и надежным человеком, способным составлять и реализовывать разумные планы, но после травмы, по словам его врача, стал «вспыльчивым, непочтительным… не выказывал почти никакого уважения знакомым, не терпел никаких ограничений и советов, если они противоречили его интересам, иногда становился невероятно упрямым, но при этом капризным и непостоянным, строил всевозможные планы на будущее, которые не успевал воплотить, поскольку они отвергались в пользу других, более осуществимых»