– Артур Николаевич! Нас возьмите! – взмолился я.
– Хорошо! По одному человеку от прессы. Никакого груза, возьмем только письма. Будет погода – завтра вылетаем!
Вечером я снимал в радиорубке переговоры.
– Валентин Филиппович! – Чилингаров вызывал на связь капитана «Сомова» Родченко. – Как обстановка? Как дела у вас?
– Пока плохо все, даже не знаю, что делать!
– Температура у вас?
– 41–42 градуса…
– Найдите рядом ровную площадку! – вмешался в беседу Борис Лялин. – Можете хоть фонариком показать нам место приземления!
Мы летели над сплошными массивами старого льда. Южная Антарктика, море Росса уже пятый месяц удерживают в плену свою жертву. Наконец вдали показались тусклые огоньки.
Приземлились, спрыгнули на лед. Одной рукой держал камеру, другой горящий фальшфейер, чтобы при его свете хоть что-нибудь снять. Впереди возвышалась громада судна с выбеленными от мороза бортами, покрытыми инеем канатами. Вниз спущен трап. Дежурный свет едва освещал лица молча смотрящих на нас людей, стоявших наверху на палубе. Да, не такой я представлял себе эту встречу! Понятно, наш прилет это не освобождение и не конец дрейфа.
Первым делом мы достали и разложили привезенные с Большой земли письма от родных. Разобрав их, все разбрелись читать по углам. Чилингаров скоро засобирался в обратную дорогу: «Ну теперь, если что, заберем вас всех отсюда!»
Я попросил разрешения не лететь назад. Еще заранее мы договорились, что Вадим будет снимать на «Владивостоке», а я останусь на «Сомове», корабле, на котором уходил в прошлом году в Антарктиду.
Пустые полутемные коридоры, вот каюта, где мы с отцом жили несколько месяцев. Хотел расположиться здесь, но оказалось нельзя, этот отсек обесточен в целях экономии. Жилые помещения сосредоточились на противоположном борту. Внутри было холодно, верхнюю одежду не снимали. Встретил знакомых. «В конце марта так все трещало, что думали, все – конец, сейчас пойдем ко дну, – поделился воспоминаниями матрос Леха. – Даже вытащили на лед палатки, несколько бочек солярки, запас продуктов. Смешно, все это было перемолото валом торосов и утонуло, а мы уцелели. Сейчас тоже что-то беспокойно стало».
На капитанском мостике горела только одна лампочка дежурного света. Тумблер связи с машинным отделением застыл в положении «стоп». Капитан Валентин Родченко стоял у иллюминатора и теплом пальцев пытался протаять точку для обзора в изморози на стекле. Он был единственным из экипажа «Сомова», с кем я не был знаком.