– В школе, что ли, попался с чем?
– Да. Списал неудачно.
– И всего-то! Ну-у!
– Всего. Наш математик и папенька близко знакомы, наверняка, уже звонил домой. Скандал в благородном семействе.
– У меня тоже скандал был, – вздохнул Федор.
– Из-за чего?
– Да, сегодня стипуху дали, вот мы с корешками и уговорили пару пузырьков, – он говорил нарочито небрежно. – А мать унюхала и в разговоры ударилась. Только я смотался, надоело все, к черту!
– На свои пьешь. Имеешь право.
– Ха, я еще и халтурю иногда, так что денег хватает.
– Чем занимаешься?
– Да так, где чем, ну, в общем, по специальности.
– И кто же ты?
– Буду автослесарем.
– Дефицитная отрасль.
– Ха, ты как думал! Нафиг, было в девятый идти. После еще, небось, в институт намылился. Шел бы в путягу. Три года, и сам себе хозяин.
– Нет, спасибо. Кувалду в руки не возьму.
– Ну и зря.
– Как сказать. Можно и, не пачкая рук, хорошо зарабатывать.
– Тебе хорошо говорить, ты-то отличник.
– Ерунда, – довольно хмыкнул Серж. – У тебя покурить есть?
– Ты что, куришь что ли?
– Удивлен?
– Вроде как примерный всегда был.
– Имею право.
– Вот, «Прима».
– Благодарю. Я только с фильтром уважаю.
Федор закурил и решил похвастаться:
– На днях халтурить пойду. Местечко нашел классное! Кооператив гаражный за магазином знаешь?
Серж кивнул.
Помолчали.
– Скоро лето! – мечтательно потянулся Федор.
– Чем займешься?
– Черт его знает.
– Я на дачу рвану. Компания у нас там тепленькая, в Зеленогорске: вино, девочки.
– Ты и пьешь?
– Я – человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
– Ну и ну!
– Ладно, пошел я на сою Голгофу. Звякни как-нибудь. Телефон знаешь?
– Дома записан, где-то.
– Может, что веселенькое придумаем. Пока!
– Бывай.
Серж, не спеша, пошел к дому, а Федька снова начал следить за тем, что происходило на поле.
* * *
Сергей вошел в квартиру бодро, с высоко поднятой головой. Он уже все обдумал, решение пришло неожиданно, пока он ехал в лифте.
Поставил под вешалку портфель, скинул ботинки и, окунув ноги в просторные домашние тапочки, вошел в комнату, на ходу снимая пиджак.
Отец – Евгений Владимирович Никитин – сидел, как всегда, в глубоком кожаном кресле напротив двери с развернутой газетой на коленях, в своей неизменной домашней куртке с кистями.
– Явился, голуба моя! Проходи, красавец, проходи, – сказал он зычным голосом, снимая очки и начиная крутить их, держа за дужку. – Где же ты пропадал?