– Кто сказал, что я за этими глазами?! А!…Кто?
Блуждающий взгляд упал на то место, где муж упал в прихожей, а мы с сиделкой, которая присматривала за свекровью, стоим и смотрим на него: у нас не хватает сил поднять его и поставить на ноги. Все тело рыдает:
– Кто сказал, что я за этими глазами! Кто? Зачем? Зачем надо было все это? К чему такая злая шутка? Кто сказал, что я нахожусь за этими глазами?!
Произошел глубокий выдох. Здесь нет того, кто, как кажется, есть. Это очень горько. Ничего из того, что кажется, нет. Есть только есть. Есть знание, которое знает. И уже совсем тихо произнесла:
– Кто сыграл со мной такую злую шутку! Кто?
Что-то во мне теперь знает, что в этом нет виноватых. Никто ни в чем не виноват. Все мое состояние постепенно пришло в безмятежный покой. Тишина. Приходит полное понимание, что ничего в этом мире мне не принадлежит. И если я на что-то предъявляю свои права, значит, я не свободна. А несвобода и есть несчастье. Об этом Берт Хеллингер сказал так: «Если женщина навсегда осталась в роли матери, то она несчастный человек». Есть ясное понимание сейчас: Счастье – это когда тебе ничего не принадлежит. Это понимание отдалось легкостью во всем теле.
Пустота. Как только на «ничто» что-то навешивают и заставляют поверить в это, то «ничто» уже не «ничто», а это означает, что уже нет абсолютной свободы и легкости. Вот почему Дух свободен, он ничем не обременен. Полный покой, расслабление от ясности знания. Ничего не жду, ни в чем не нуждаюсь. Только зудящая, монотонная тихая головная боль. Даже есть понимание, что телесному разуму нужно время на перестройку в свете нового осознания. Стало очевидным: ограниченный ум (личность, материя, объект) не знает, что такое любить. Оно не ведает, что творит.
…Раздался звонок от мамы:
– Зашла домой и думаю: почему я села в такси и даже не посмотрела на тебя? Сижу и думаю, почему я не обняла Аи? Что со мной?
– Мама, ты самая лучшая мама. Я тоже, как ротозейка, чуть Это не прозевала. Все хорошо!
Не знаю, поняла меня мама или нет. Положила телефон. Зато теперь я знаю: Это любовь, которая пробивается сквозь слои залежей.
…Слушаю «Лунную сонату» Бетховена. Такое ощущение, что что-то проникает, просачивается в тело и через тело. Руки легли на грудь. Самое родное – Одно. Оно есть. Слезы. Это умирание. Становится очевидным, что тело-ум избегает этого всеми способами, лишь бы не испытать этого. В нем нет мужчины и женщины, нет матери и ребенка, старости и молодости, болезни и здоровья, счастья и несчастья. В Этом ничего нет. Оно настолько просочилось в меня, что в слезах я промолвила: