С одной из невысоких пристроек выбежало трое. Матросы – кто-то из обслуживающего персонала. Устремились к двум перекошенным спасательным шлюпкам. Персиваль ощерился – не желал тратить время на безоружных, но знал, что не должен позволить им уйти.
– Убейте их! – скомандовал он, и мимо него рванули пятеро бойцов в сине-золотых мундирах.
Мечи вновь взметнулись в воздух, разрезая мглу. Послышались крики. Они давно не пугали Персиваля. Он привык к ним. Сделал их частью себя.
Вдруг Персиваль встрепенулся. Увидел ещё одну группу людей. Небольшой отряд, вооружённый мушкетами и короткими кортиками, пробирался от капитанской рубки к спасательным шлюпкам. Разношёрстный отряд: гребцы в лохмотьях, техники в рабочих комбинезонах, даже две девицы в пышных платьях, которые им теперь приходилось приподнимать. Боги, даже сейчас – на пороге смерти – они боялись испачкать подолы. Однако рядом с ними были и офицеры, а также, похоже, капитан.
Персиваль двинулся в их сторону, оттолкнув одного врага в зелёном и проткнув грудь второму. Но кто-то схватил его за плечо, и Персиваль, оскалившись, развернулся.
– Они мои! – крикнул ему подполковник Орсел. – Мы зачистим рубку. Займись теми, кто поднимается с нижних палуб!
Персивалю потребовалось мгновение, чтобы осознать приказ. Сперва он ощутил, будто у него только что забрали заслуженную добычу. Вырвали кость из зубов. Он видел перед собой капитана торгового судна. Надеялся взглянуть ему в лицо. Убедиться, что он знает, кто нанёс ему поражение.
Однако, как говорил его отец, не всегда можно получить то, что желаешь. А Персиваль привык слушать отца. И привык выполнять приказы.
Он добил последнего оставшегося рядом врага. Обернулся и успел остановить Графа, который вылез чуть вперёд и едва не бросился вслед за подполковником и его группой. Нашёл взглядом подъём с нижних палуб и увидел морпехов, закрепившихся возле кормы по левому борту. Указал своему отряду направление, но всё равно пожелал остаться первым.
Где-то за спиной громыхнул выстрел. Как раз в ту секунду, когда сам Персиваль врезался в толпу, ломая строй. Топор впился во что-то жёсткое, похоже, попал в кость, и потребовалось усилие, чтобы освободить его. Удар, ещё удар – Персиваль вновь закружился в танце. В нём было величие. Было изящество. Они, а ещё… смерть.