– Положи и кусок мяса, оно должно быть мягким, – продолжал он.
– Не будьте смешным, – улыбнулась Вера.
Она обмакнула по привычке хлеб в суп и попробовала. Щи были пересоленные, но вкусные. Вере все могло показаться волшебным после баланды, которой их кормили на зоне. Она боялась выказать голод и пробовала неторопливо. Ларионов смотрел на нее, как смотрят родители на детей, когда кормят тех. Он тоже попробовал щи и принялся есть.
– Только не смейте говорить, что щи вам нравятся, – засмеялась она.
– Щи волшебные, – улыбнулся Ларионов, доедая свою порцию. – Я бы хотел добавки. Правда, если бы я не был уверен в обратном, решил бы, что ты влюблена.
Вера налила ему добавки и покраснела.
– Да, я правда пересолила, – сказала она, желая подлить и себе, но стыдясь этого.
– Верочка, я и впрямь считаю, что, получив несколько уроков у Вальки, ты вполне справишься с кухней, – заметил он, доедая вторую порцию.
– Довольно, – улыбнулась Вера. – Я получила лесть с избытком.
Ларионов промокнул губы полотенцем.
– Хотите чая?
Ларионов кивнул. Ему доставляло огромное удовольствие видеть Веру на своей кухне. Это давало ему ощущение близости с ней. Вера подала ему чай и убрала со стола грязную посуду.
– Вера, присядь, – попросил Ларионов.
Вера села на свое место. Ларионов молчал некоторое время, словно преодолевал себя.
– Ты, наверное, думаешь, что мне не знакомо чувство, когда что-то терзает тебя на протяжении долгого времени – месяцев, которые складываются в годы? – вымолвил он.
Вера не знала, что ответить, и опустила глаза.
– К сожалению, люди редко понимают, какая расплата их ждет за ошибки; за проявленную слабость; за страх потерять достоинство; за страх взять ответственность. Они редко понимают, что разрушают свою или еще чью-то жизнь, и возврата не будет. Но редко кому выпадает возможность выразить раскаяние за это перед другим человеком.
Он запнулся и отпил чая. Ему сильно хотелось курить, но он терпел.
– И этот другой человек вряд ли простит ошибку и слабость из-за собственной боли, – добавил он, глядя на Веру, которая теперь тоже смотрела прямо в его глаза, и сердце ее сильно колотилось в груди.
Вера молчала. Ларионов встал и закурил, не в силах больше терпеть. В печи мрели угли, словно перешептываясь между собой – вот один мигнул красным светом – потух; вот второй проснулся.